Политическая траектория Пьера Ламбера как архетип

Сегодня ламбертистская организация, известная как Parti ouvrier indépendant¹, представляет лишь тень самой себя из прошлого. Она утратила многотысячную базу активистов, завоеванную в 1970-х годах; у нее остались лишь определенные эксцентричные идеи и бюрократический внутренний режим, напоминающие последователям Пьера Ламбера о том, что было раньше. Жизнь и смерть лидера политической секты гораздо менее печальны, чем история его последователей – преданных революционеров, смирившихся с правлением мелкого тирана и его окружения в партии, веря, что они вносят вклад в дело социализма и освобождения человечества, и которые были политически уничтожены и деморализованы этим опытом.

Отследить предпосылки вырождения и краха всякой авторитарной организации можно в биографии ее lider maximo². В этом смысле история деятельности Ламбера предоставляет нам целый набор уроков о том, как делать не следует, и о том, как политическая организация может выродиться в машину бессовестного торгашества. Именно в смысле их усвоения нам следует обратить на нее внимание, поскольку многие ложные концепции и ошибочные практики, которые были присущи группе Ламбера, продолжают жить в левом и коммунистическом движении и в наши дни.

Ранние годы

Пьер Буссель (Ламбер – один из 25 псевдонимов, которые он использовал в своей политической жизни) родился в Париже в 1920 году в семье русско-еврейских эмигрантов. В 1934 или 1935 году он вступил в молодежную секцию Французской коммунистической партии (ФКП). К концу 1935 года он был исключен за критику внезапного поворота курса ФКП, продиктованного Москвой. Компартия в одно мгновение переключилась на поддержку французской национальной обороны, отказавшись тем самым от антимилитаризма. После своего исключения Ламбер входил в ряд французских социалистических и троцкистских групп: СФИО³, РКСП (POSP)⁴, CCI⁵, POI и ПКИ⁶.

15 февраля 1940 года он был арестован и приговорен к трем годам тюремного заключения за «подрыв государственной безопасности». В мае 1940 года, во время развала французской армии, он был эвакуирован, но сумел бежать и восстановить тайные связи в Париже. Во время немецкой оккупации Франции Ламбер тайно сотрудничал с троцкистскими кружками.

Работая подпольно над восстановлением профсоюзов в условиях оккупации, еще в октябре 1943 года он выступал за объединение разрозненных французских троцкистских групп. Освобождение Франции от нацистов он встретил уже как человек с авторитетом профсоюзного орговика.

В то время Французская коммунистическая партия, следуя логике политики народных фронтов, которая в исполнении Сталина уже на XIX съезде КПСС была оформлена в призыв «поднять знамя демократии», вступила в союз с Шарлем де Голлем и после окончания войны вошла в межклассовое правительство. Среди множества преступлений Коммунистической партии в этот период, пожалуй, самым позорным было ее соучастие в бомбардировке Сетифа в Алжире, организованной министром авиации Тийоном, в результате которой погибло 45000 человек. Троцкисты поддерживали национально-освободительные движения во французских колониях, например, уговаривая марсельских докеров не грузить оружие на суда, направлявшиеся в Индокитай.

Однако патриотический ореол Сопротивления, которым пользовалась коммунистическая партия, и высокий престиж Советского Союза обеспечили ей господствующую роль в рабочем движении, с более чем миллионом членов и почти монопольным контролем над аппаратом крупнейшей профсоюзной федерации – Всеобщей конфедерации труда (CGT).

На съезде ПКИ 1945 года Ламбер был избран в ее Центральный комитет. Он стал главным профсоюзным организатором ПКИ, численность которой к 1947 году выросла примерно до 1000 членов. Он остался руководителем организации после серьезного раскола в 1952 году. Фактически, вскоре он стал ее бессменным лидером и оставался им до конца своей жизни.

Такие руководители ПКИ как Иван Крайпо, Поль Паризо и Альбер Демазьер находились под влиянием аргументов американского троцкиста Феликса Морроу, призывавшего к меньшей декларативной революционности, к большему вниманию к конкретным политическим требованиям, включая демократические, и к признанию реалий относительной стабилизации послевоенного капитализма. Они надеялись создать широкую партию, объединившись с левой молодежью социал-демократической СФИО. Меньшинство, возглавляемое Пьером Франком, Марселем Блайбтро и другими, осудило группу Крайпо как «правую». Ламбер не играл заметной роли в этих политических баталиях.

С 1944 года ФКП удавалось предотвращать практически все забастовки. В апреле-мае 1947 года плотина прорвалась во время крупной забастовки на автозаводе «Рено-Бийанкур». Троцкисты сыграли в ней значительную роль: Пьер Буа, член группы, предшествовавшей нынешней «Рабочей борьбе», был одним из руководителей забастовки, а члены ПКИ также активно работали на заводе «Рено».

Коммунистическая партия вышла из правительственной коалиции. В ноябре-декабре 1947 года КП развернула масштабную забастовку, но это было скорее политическим маневром, призванным противостоять более жесткой позиции де Голля и буржуазных партий по отношению к КП в условиях разрастающейся Холодной войны.

Правое крыло CGT при поддержке ЦРУ, а также значительного числа левых, включая анархо-синдикалистов, откололось от нее и сформировало новую конфедерацию – Force Ouvrière.

Рост забастовок поначалу воодушевил ПКИ. «Левое крыло» Франка и Блайбтро получило большинство на съезде в ноябре 1947 года. Агитация за «создание революционной партии» стала более активной.

Однако эти забастовки стали началом не подлинного подъема решительной борьбы рабочего класса за власть во Франции, а темных лет Холодной войны. Коммунистическая партия вела войну против всех троцкистов и независимо мыслящих революционеров в рабочем движении, выгоняя своих оппонентов из CGT, разгоняя собрания и совершая физические нападения. Фактически ПКИ достигла «пика формы» в 1945-1947 годах, после чего ее численность и влияние систематически снижались на фоне непонимания руководителями партии реалий послевоенной ситуации и явных предпосылок к расколу движения. В начале 1948 года ПКИ потерпела крах. Ее еженедельная газета перестала выходить после 16 апреля 1948 года; регулярное издание, пусть и в сокращенном формате, возобновилось лишь с ноября, но вышло всего три номера.

Большинство молодых членов левого крыла Социалистической партии вступили в недолго просуществовавшее «Демократическое революционное объединение» Жан-Поля Сартра; то же самое сделали и многочисленные сторонники Крайпо в ПКИ. Две более мелкие группы в ПКИ, считавшие Советский Союз государственно-капиталистической страной, также вышли из партии. Партия изо всех сил пыталась переориентироваться в мире, который развивался совершенно не так, как они ожидали.

Подтанцовка для Тито и не только

После раскола между Сталиным и Тито в 1948 году Ламбер стал громким подпевалой титоистов. При его поддержке ПКИ направила молодежные бригады на «строительство социализма» в Югославии. В 1950 году Ламбер посетил Белград и после возвращения во Францию ​​выступал в поддержку югославского режима на митингах. «Теоретик» ПКИ, Блайбтро, создал поражающую своей абсурдностью аргументацию с целью доказать, что югославский режим больше не имеет никакого отношения к сталинизму:

«То, что определяет рабочую партию как сталинскую – в отличие от революционной партии, или социал-демократической партии (связанной с буржуазией), или любой центристской партии – это ни сталинская идеология (которой не существует), ни бюрократические методы (которые существуют во всех видах партий), а скорее ее полное и механическое подчинение Кремлю. Когда по той или иной причине это подчинение прекращает свое существование, эта партия перестает быть сталинской и выражает интересы, отличные от интересов бюрократической касты в СССР. Это то, что произошло (из-за революционных действий масс) в Югославии»

На какое-то время сотрудничество с титоистами, казалось, открывало ПКИ путь к спасению. Как и многие троцкисты, Ламбер был исключен из CGT в 1950 году. Он начал работать в Force Ouvrière и, благодаря финансовой поддержке югославского посольства, смог начать выпуск информационного бюллетеня, призывавшего к профсоюзному единству на демократической основе. ПКИ также организовала около 3000 профсоюзных добровольцев для отправки в Югославию в составе рабочих бригад.

Но все это основывалось на грубых иллюзиях относительно природы режима Тито и закончилось плачевно, когда последний фактически поддержал США в Корейской войне.

Во время войны за независимость Алжира в 1950-х годах Ламбер не критиковал Национальное движение Алжира (MNA) и его руководство. Он сделал фантастическое заявление о том, что MNA – это «революционная пролетарская партия».

«Традиции» такого поведения продолжаются у ламбертистов по настоящее время виде капитуляции перед разнообразными националистическими группами и их предрассудками в странах третьего мира под предлогом борьбы за «единый антиимпериалистический фронт».

Расколы Интернационала и партии

В тот же период Мишель Пабло, ведущий руководитель послевоенного Четвертого интернационала, начал утверждать, что Третья мировая война между США и сталинистским блоком неизбежна и близка; что в этой войне коммунистические партии будут вынуждены принять «ясную революционную ориентацию против капитализма» и что поэтому троцкистам следует войти в коммунистические партии.

Блайбтро и другие критиковали Пабло (хотя их отношение к Тито и Мао было не более критическим, чем у Пабло к Хрущеву). Они отвергали идею Пабло о том, что мировая политика определяется двумя блоками: американским империализмом и сталинизмом. Они оспаривали его идеи о том, что нет смысла противостоять Третьей мировой войне и что в любом случае до Третьей мировой войны ничего существенного сделать невозможно.

Оппонируя в корне неверным позициям обеих сторон, британская РКП и Тед Грант предлагали ясный и точный анализ новой мировой ситуации, сложившейся в тот период. В статье «Разложение и распад Четвертого интернационала» отмечается:

«…перспектива [Пабло] утверждала о приближении “столетий деформированных рабочих государств”, с троцкистами в качестве лояльной оппозиции внутри этих государств.

Учитывая временные рамки и брожение в массовых организациях, спровоцированное этой «Войной-революцией», троцкистам, по мнению Пабло, теперь следует войти в массовые организации, сталинские или социал-демократические, чтобы предотвратить свою изоляцию. Это была политика entrism sui generis – энтризма “особого рода”. Это была бы политика долгосрочного “глубокого энтризма” до тех пор, пока «грядущее мировое противостояние» не разрешится победой деформированных рабочих государств.

Пабло заявил, что сталинизм и мелкобуржуазный национализм могли бы сыграть прогрессивную роль в переходе от капитализма к социализму. Это было именно то, в чем руководители Четвертого интернационала с негодованием обвинили РКП, хотя на самом деле у РКП никогда не было такой позиции».

Ламбер по-прежнему играл незначительную роль в теоретических дебатах. Но он склонялся к Блайбтро, у которого было большинство в ПКИ. В начале 1952 года Пабло поручил ПКИ перевести большую часть своих активистов во Французскую коммунистическую партию.

ПКИ с готовностью согласилась направить ограниченное число людей для «фракционной работы» внутри компартии. Пабло настаивал на том, что ПКИ должна направить туда своих ведущих активистов, даже если им придется униженно разоблачать свое троцкистское «прошлое», чтобы их пустили в ФКП – и, конечно же, в те времена расцвета сталинизма им пришлось бы это сделать.

Большинство, возможно, 150 человек по сравнению с тысячей членов в 1947 году, выступили против Пабло. Пара десятков, во главе с Франком, подчинились. Ламбер, опиравшийся на профсоюзные сети в FO, поддержал Блайбтро.

Ламбер все еще не был «лидером» группы. Примерно через три года он им стал. «Теоретики» Блайбтро, Мишель Лекенн, Жак Данос и Марсель Жибелен были вынуждены уйти в период с 1953 по 1955 год. И дело было не только в личной авторитарности Ламбера. Блайбтро и остальные были деморализованы и дезориентированы. Они были в замешательстве. И это вполне объяснимо, учитывая то, как мир менялся в совершенно неожиданном для них направлении.

Раскол в ПКИ в 1952 году переплелся с расколом Интернационала в 1953 году. Ламбер присоединился к новой международной сети, созданной Джерри Хили в Великобритании и Кэнноном и Социалистической рабочей партией в США. Они стали известны как Международный комитет Четвертого Интернационала.

В 1963 году группы Хили и Ламбера отделились от американцев на основе несогласия участвовать в восстановлении единства двух частей Четвертого интернационала, а также несогласия с определением американцами Кубы как деформированного рабочего государства, которую они, упорно отрицая реальность, ясную всем кто не слеп, продолжали сначала называть обыкновенным буржуазным государством, а затем дошли до совершенно безумной характеристики ее как «буржуазного государства без буржуазии».

В 1970 году Ламбер отделился от Хили, отвергнув все нарастающий маниакальный ультралевый подход его британской группы. Но к 1960-м годам группа Ламбера по своему внутреннему устройству сама уже была во многом похожа на группу Хили, с той разницей, что там, где Хили действовал грубым насилием, Ламбер действовал интригами и маневрами.

От ультралевизны к оппортунизму…

После раскола в ПКИ насчитывалось лишь около 75 членов, но вскоре партия начала терять и этих немногочисленных членов из-за исключений и деморализации. К концу 1955 года в партии осталось не более 40 членов.

У Ламбера не было способностей теоретика. Но у него были задумки о том, что делать, талант «орговика» и энергия для их воплощения, а также темперамент, благодаря которому теоретические вопросы его не слишком беспокоили. Во многом тот факт, что этот человек смог выбиться в безусловные лидеры организации, был обусловлен общим стилем работы, унаследованным от Джеймса Кэннона, у которого так называемая «практика» всегда преобладала над теорией. Такой подход проецировался на секции Четвертого Интернационала и был всецело усвоен Ламбером.

Он наладил контакты с левыми в FO и Социалистической партии, а также с крылом движения за независимость Алжира во главе с Мессали Хаджем. В плане своего функционирования к середине 50-х годов группа Ламбера фактически превратилась в особую разновидность анархо-синдикалистов.

В ее газете «La Verite» были такие заголовки: «Отвратительная комедия выборов ничего не изменит. Готовимся к борьбе за власть!» (16 декабря 1955 г.); «Всеобщая забастовка за хлеб и мир» (28 сентября 1956 г. и снова 19 сентября 1957 г.); «Война и нищета или социалистическая революция» (27 декабря 1956 г.); «Всеобщая забастовка может обеспечить повышение зарплаты на 10000 франков для всех и мир в Алжире» (17 октября 1957 г.). Неделя за неделей газета без умолку повторяла призывы к выводу войск из Алжира, повышению заработной платы и всеобщей стачке для достижения этих целей.

1958 год принес внезапный шок и радикальную смену ориентации. В мае 1958 года генерал де Голль вернулся к власти в результате военного переворота, осуществленного армией в Алжире. Он отменил старую парламентскую конституцию и создал новую президентскую «Пятую республику». Установилось бонапартистское правление. Как оказалось, в долгосрочной перспективе де Голль предпочел сохранить по сути буржуазно-демократический режим, не пойдя дальше, и признал независимость Алжира, однако многие левые считали, что столкнутся с военно-полицейской диктатурой.

Тем временем движение Мессали Хаджа было оттеснено на второй план конкурирующим ФНО Ахмеда бен Беллы и перешло к компромиссу с де Голлем.

Разочарованные ламбертисты закрыли свою еженедельную газету, заявив: «Передовым рабочим сегодня нужны не призывы к действию, которое пока невозможно…». Группа резко сдвинулась вправо. Бесконечные призывы к всеобщей стачке и немедленной революции были отброшены в пользу лозунга о созыве Учредительного собрания, что было полностью противоположно троцкистскому подходу. Предшествующая безграничная ультралевизна была заменена оппортунизмом и пессимизмом по отношению к рабочему классу, не ставшему повиноваться неадекватным приказам со страниц их издания. В скромном дубликате, который они начали выпускать вместо газеты, писали: «Рабочий класс сегодня не способен самостоятельно участвовать в политической борьбе».

Отличительными чертами группы Ламбера стали упор на защитные требования, на «единый рабочий фронт» и на активную работу в профсоюзном бюрократическом аппарате. Целевой группой вербовки ламбертистов становятся не обычные рабочие, а функционеры, которые по той или иной причине разочаровались в иерархии социалистической или коммунистической партии – как правило, потому, что их карьеристские устремления не были реализованы.

Хотя он и был враждебно настроен по отношению к пабловской версии «энтризма», сам Ламбер практиковал множественные «энтризмы», которые не имели ничего общего с мобилизацией поддержки для революционной политики.

Известные в народе как «субмарины», ламбертисты входили, помимо прочих организаций, в профсоюз FO, профсоюз CGT, профсоюз учителей FEN, политические партии UGS⁷, PSA⁸, ФКП и Соцпартию, троцкистскую LCR⁹, Французскую ассоциацию молодежных общежитий, Союз за права человека, Национальный институт спорта и физического воспитания и Национальную федерацию свободной мысли.

Ламбертистские «субмарины» не действовали как фракции, выступающие за революционную политику в организациях, в которые они входили. Их роль заключалась в торгах и закулисных сделках, обмене голосов на услуги, лоббировании, выступлении в качестве самопровозглашенных советников бюрократии рабочего движения и вступлении в ее ряды. Все это происходило под бдительным надзором и абсолютным контролем самого Ламбера.

Самым заметным результатом расположенности Ламбера к реформистской бюрократии является то, что многие видные функционеры Социалистической партии прошли через его школу. Лионель Жоспен, впоследствии ставший премьер-министром, продолжал платить взносы в ламбертистскую группу вплоть до 1987 года, когда он уже был глубоко интегрированным членом ближайшего окружения президента Франции. Жоспен вступил в ОКИ еще студентом в середине 1960-х годов, а затем, в 1971 году, ему было предложено вступить в Социалистическую партию. Там он быстро поднялся по карьерной лестнице в окружении руководителя партии Франсуа Миттерана, который после своего избрания президентом в 1981 году добился того, что Жоспен стал первым секретарем партии.

Несмотря на то, что Третий Интернационал запретил коммунистам быть масонами, и несмотря на осуждение Троцким масонства как «гнилой раны на теле французского коммунизма, которую необходимо выжечь каленым железом», ламбертистские кадры проявляли особую активность среди французских масонов. Они даже создали собственную ложу («Республика»), которая служила базой для их работы в Великом Востоке Франции. Их усилия увенчались в конечном итоге избранием Патрика Кесслера Великим магистром Великого Востока.

…и немного своячества

В группе Ламбера существовала культура бюрократического командования членами, а не демократии. Все концентрировалось вокруг усилий Ламбера по созданию сильной организационной машины и налаживанию сети контактов и влияния, путем склонения на свою сторону людей, занимавших высокие посты, на совершенно беспринципной основе. Таким образом, вместо троцкистского подхода, в рамках которого организация является средством для достижения цели (социальная революция), у Ламбера со временем организация фактически превратилась в самоцель.

Самым известным союзником Ламбера был Александр Эбер. Самопровозглашенный анархо-синдикалист, он был карьеристом-бюрократом и мини-Наполеоном профсоюза FO в департаменте Луара с 1947 по 1992 год (его сменил его сын Патрик). Более того, отношение Эбера к не белым рабочим было оголтело расистским. В 1995 году он сотрудничал с газетой Жан-Мари Ле Пена «Français d’abord»¹⁰, выражая свою враждебность к трудовым мигрантам. Эбер и его окружение вступили в ламбертистскую Партию трудящихся. Это является ярчайшей иллюстрацией того, как Ламбер умел прощать своим союзникам из профбюрократии их «маленькие недостатки», если видел в них источник выгоды для себя.

В конце 1950-х и начале 1960-х годов ПКИ (переименованная в ОКИ в 1967 году) пережила скромный рост: около 50 членов в 1958 году, 120 в 1962 году и чуть более 500 к 1968 году. Однако 1970-е годы стали для нее периодом взрывного роста и к 1980 году число ее членов превысило 4000, и в ней работало 80 освобожденных работников.

Проблема энтризма

Необходимо сказать пару слов о «слоне в комнате» – вопросе энтризма. В политических кругах этот термин практически сросся с троцкизмом в устах тех, кто слышал что-то поверхностно, но никогда не удосужился вникнуть в историю и суть темы. Логика стоящая за каждым конкретным воплощением этой тактики в разных случаях и организациях может принципиально отличаться. Огромную роль в этом играют анализ и перспективы выдвигаемые политической организацией в тех или иных условиях.

Как показано выше, практика ламбертистов в этой области была продиктована разочарованием и глубоким скептицизмом относительно перспектив революционной ситуации во Франции, наступившими после того, как с повторным приходом к власти Шарля де Голля их прежняя ультралевацкая перспектива оказалась разбитой вдребезги. Вместо того, чтобы трезво оценить текущий момент, реально проанализировать ситуацию, сделав здоровые выводы в области тактики своей работы, они просто развернулись на 180 градусов – в сторону оппортунизма. «Единый фронт» и «независимые от партий профсоюзы» превращаются в непоколебимую догму на все времена и ситуации, влеча за собой, мягко говоря, экстравагантные выводы в области тактики энтризма, не имеющие ничего общего с подходом, который когда-то предлагался Троцким.

Ведя работу в массовых организациях, революционеры должны стремиться привлечь на сторону революционной программы массы рабочих и молодежи. Но группа Ламбера предпочла выстраивать сети беспринципных связей с реформистскими и профсоюзными бюрократами, стремясь, как они говорили, «завоевать влияние», одновременно пытаясь пролезть в ряды этих бюрократий и со временем все более адаптируясь к ним.

Как энтристскую работу рассматривал Лев Троцкий?

Именно французским представителям Международной левой оппозиции в середине 1930-х годов Троцкий впервые предложил входить в СФИО. Читатель может задаться вопросом: что революционным марксистам делать в насквозь реформистской организации? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо учитывать несколько факторов.

В середине того десятилетия французские троцкисты были крошечной изолированной группой, исключенной из ФКП. Путь для работы в ней был закрыт не только дисциплинарными формальными постановлениями (каковые сами по себе не могут остановить революционную энтристскую группу), но и прямым насилием, которое сталинистские лидеры применяли по отношению к оппозиции. Так Троцкий характеризовал положение в статье «Франция на повороте»:

«Марксистам Франции, как и всего мира, приходится начинать в известном смысле сначала, но на несравненно более высокой исторической ступени, чем их предшественникам. Падение Коммунистического Интернационала, более постыдное, чем падение социал-демократии в 1914 году, на первых порах чрезвычайно затрудняет продвижение вперед. Вербовка новых кадров совершается медленно, в жестокой борьбе с единым фронтом реакционной и патриотической бюрократии внутри рабочего класса»

В такой ситуации любая группа, которая не идет на необходимые шаги для преодоления собственной изоляции, неизбежно превращается в маленькую закостеневшую секту, которая в лучшем случае способна выступать по отношению к рабочему движению как «комментатор с обочины», но абсолютно бессильна оказать на него влияние. Вхождение в массовую организацию как фракция, выступающая с революционной программой, является путем преодоления такого положения и выхода к действительно широкой массе политизированных пролетарских и непролетарских элементов, которые потенциально будут готовы услышать и присоединиться.

В случае с тогдашней Францией был еще важный фактор – объективные условия вызревающей предреволюционной ситуации, формирование единого фронта СФИО и ФКП, активизация массовой членской базы СФИО, которая начала давить на руководство и клониться все более влево. В этих условиях долгом революционеров, являющихся небольшой пропагандистской группой, было оказать непосредственное влияние на развитие этого процесса изнутри соцпартии. Так об этом писал Троцкий в обращении к французским товарищам:

«Совсем недавно уроки событий, марксистский анализ, критика большевиков-ленинцев говорили в пользу политики единого фронта, а теперь во Франции появился мощный фактор — активное давление самих масс. Теперь этот фактор является решающим. Это выражается непосредственно в воинственных демонстрациях на улицах и косвенно в политической деятельности обоих аппаратов. >Это огромный шаг вперед. Но именно потому, что шаг огромен, он меняет политическую ситуацию сверху донизу.

…

В настоящий момент можно судить о глубине и остроте поворота в сознании масс, прежде всего, по выражению их сочувствия, особенно по событиям, происходящим внутри обеих партий (кристаллизация левого крыла в социал-демократии, раскол в Сен-Дени, поворот от обеих бюрократий к единому фронту и т.д.). Характер таких симптоматических проявлений, безусловно, остался прежним и искаженным; тем не менее, они позволяют сделать следующий вывод: (1) рабочие видят не только опасность, но и возможность сопротивления; (2) они видят свое спасение в едином фронте; (3) при наполовину правильной политике, укрепляющей уверенность рабочих в себе, активная оборона может в короткий срок перейти в общее наступление.

…

Если Лига останется в стороне и сосредоточит свои усилия на критике извне, она рискует вызвать гнев среди рабочих, а не привлечь к себе внимание. Давайте еще раз подытожим: в единстве рядов массы сейчас видят свое единственное средство спасения. На каждого, кто остается вне общих рядов, на каждого, кто критикует со стороны, массы смотрят как на препятствие. Не принимать во внимание это могучее и, в сущности, здоровое настроение масс, бороться с ним — равносильно смерти. С ростом движения задача марксистов состоит в том, чтобы на гребне «волны» внести необходимую ясность в мышление и методы.

Лига должна занять органичное место в рядах объединенного фронта, она слишком слаба, чтобы претендовать на самостоятельное место. Это все равно, что сказать, что она должна немедленно занять место в одной из двух партий, которые заключили соглашение. Для нас принципиальных различий между двумя партиями нет или почти нет. Однако практически возможно только вступление в Социал-демократическую партию»

И далее:

«Естественно, Лига не может войти в Социалистическую партию иначе, как в качестве большевистско-ленинской фракции. Она сохранит «La Vérité», которая превратится во фракционный орган с теми же правами, что и «Социалистическое действие» и т.д. Открыто поставив вопрос о приеме, Лига заявит: «Наши взгляды полностью оправдали себя. Единый фронт становится на массовые рельсы. Мы хотим активно участвовать в нем. Единственная возможность для нашей организации участвовать в массовом объединенном фронте при данных обстоятельствах — это вступить в Социалистическую партию. Сейчас, как и прежде, мы считаем более чем когда-либо необходимым бороться за принципы большевизма, за создание подлинно революционной партии пролетарского авангарда и за Четвертый Интернационал. Мы надеемся убедить в этом большинство как социалистических, так и коммунистических рабочих. Мы обязуемся выполнять эту задачу в рамках партии, подчиняться ее дисциплине и сохранять единство действий».

…

Несколько товарищей, в том числе и я, обвинили руководство Лиги и «La Vérité» в недостаточной борьбе с социал-демократическим руководством. На первый взгляд может показаться, что существует непримиримое противоречие между этой критикой, которой я придерживаюсь и по сей день в полном объеме, и предложением вступить в Социал-демократическую партию. На самом деле это не так. Существовать как независимая организация без того, чтобы резко отмежеваться от социал-демократов — значит рисковать стать придатком социал-демократии. Открыто вступить (при данных конкретных условиях) в Социал-демократическую партию, чтобы развернуть непримиримую борьбу против её реформистского руководства, означает совершить революционный акт»¹¹

Здесь мы видим, что для Троцкого вопрос о вступлении французской группы в СФИО был напрямую связан с перспективой возможности построения во Франции революционной партии на фоне противоречий между боевыми настроениями масс и продолжающимся реформистским курсом руководства их традиционной партии. Такая перспектива подразумевает относительно краткосрочную фракционную работу в условиях турбулентной ситуации, в ходе которой действия внутри реформистской партии решительного и активного революционного меньшинства могу помочь партийным массам порвать с реформистским руководством и встать на революционный путь.

Метод Ламбера был совершенно отличен от этого. Иным образом вопрос об энтризме рассматривал и Мишель Пабло. В поисках выхода из послевоенной изоляции Интернационала он обращался к тому, что оказывалось миражом, хотя и не было полностью иллюзорным. В ожидании скорой глобальной войны между империалистами и советскими блоком, он пришел к выводу о том, что этот конфликт подтолкнет массовые сталинистские и реформистские партии во всем мире к необходимости, вопреки воле их руководств, стать проводниками революционных преобразований. В этом заключалась его концепция «Войны-революции».

Очевидным логическим выводом из такой предпосылки для Пабло стала идея о том, единственным шансом на проведение революционной политики для троцкистов может быть превращение в группы влияния в этих партиях. Это предполагало вхождение в них с формальным роспуском собственных организационных структур и даже сокрытием своих идей при вхождении. Не вполне верно говорить, как это часто бывает, что тип энтризма предлагаемый Пабло подразумевал крайне долгую перспективу, хотя бы в силу того, что сама мировая война виделась ему очень близкой. Долгое пребывание и последующее растворение паблоистских групп, имевших разную степень успешности работы, в реформистских и сталинистских партиях стало результатом не задумки автора концепции, а того, что сама концепция базировалась на ошибочной перспективе, которая так и не была исправлена.

Но к чести Пабло можно сказать, что по сравнению с Ламбером, он все же хотя бы попытался найти перспективу в условиях новой международной ситуации, не довольствуясь превращением своей организации в закостеневшую машину политического делячества, базурующуюся на квази-религиозной догме.

Подход Теда Гранта

Нельзя не отметить то, как к тому же вопросу подходил наиболее выдающийся троцкист послевоенной волны – Тед Грант. Он понимал, что энтризм является тактикой и должен применяться или не применяться в зависимости от конкретных общественных и политических условий с которыми имеют дело революционеры. Стартовая предпосылка для него была такая же, как и для Троцкого: преодоление неизбежной изолированности и слабости небольшой группы как предварительное условие для самой возможности возникновения серьезной революционной партии. В зависимости от имеющихся условий эта задача может подразумевать как независимую работу, так и вхождение в массовую партию. При этом все тактические аспекты были подчинены одной основной цели обозначенной еще Лениным в книге «Что делать?» – строительству авангардной революционной партии (пусть даже таковая какое-то время может существовать в форме фракции в более широкой рабочей партии). Тут не может быть раз и навсегда высеченного в граните, словно религиозная заповедь, неизменного и не зависящего от конкретных общественно-политических условий рецепта на все случаи.

Нагляднее всего такая тактическая гибкость, основанная на конкретном анализе момента, видна у Гранта в «Вопросах работы с массовыми организациями», где он описывает изменения подходов его группы к Лейбористской партии в разные периоды и основания этих изменений:

«С самого начала, британские троцкисты заняли чрезвычайно гибкую позицию в тактических вопросах, однако, они всегда были повернуты к массовым организациям. РМЛ (Рабочая Международная Лига) исходно работала в Лейбористской партии в период непосредственно предшествовавший Второй мировой войне, главным образом в молодежной организации.

Однако разразившаяся война поставила крест на этой работе. Молодежь была призвана в армию. Чуть позже лейбористские лидеры создали коалицию военного времени с Тори. Они перестали вести избирательную борьбу. Так как Лейбористская партия является, главным образом, избирательной машиной, то партия по сути дела перестала существовать на время войны. Даже первички собирались только изредка. С другой стороны, появились возможности в Коммунистической партии, особенно после вступления в войну СССР в 1941 году.

…

В 1944 году РМЛ слилась с маленькой троцкистской группой, сформировав РКП (Революционную Коммунистическую Партию), насчитывающую около 500 членов, главным образом рабочих. Однако, даже в это время британским троцкистам было совершенно ясно, что, на определенном этапе, им будет необходимо войти в Лейбористскую партию. В целом, РКП ориентировалась на рабочее движение. Она заняла дружественную позицию по отношению к рабочим-лейбористам, в то же время твердо защищая революционную программу марксизма»

И, особенно важно, о необходимости верной перспективы и методов при ведении такой работы:

«Катастрофой стало не вхождение в Лейбористскую партию как таковое, а позорное поведение Хили и К°, использовавших преимущества своей позиции для исключения своих оппонентов и, по сути дела, разрушения организации.

В 1950 году маленькая группа товарищей, переживших крушение РКП, начала реорганизовываться на основе работы в Лейбористской партии. Это не было реализацией ранее выработанной нами стратегии, а велением необходимости. Имея только 30 товарищей, в условиях превалировавших в пятидесятые, было сумасшествием и думать о строительстве организации вне Лейбористской партии.

Хили энтрировался в неудачный момент, с идеей «объединения левых» с левыми реформистами из «Трибьюн». Эта авантюра действительно окончилась ссорой и исключением. Как и предсказывал EG, хилисты не только энтрировались в неудачный момент, но в столь же неподходящий момент и ушли. Однако, некоторое количество вреда было принесено ими, что создало проблемы для марксистов.

…

Наша тенденция продолжала терпеливо работать в ЛП, исходя из перспективы воссоздания молодежной организации лейбористской партии ее руководством, что должно было стать питательной средой для нашей работы»

Тед и товарищи, несмотря на крайнюю малочисленность имевшихся сил, сохранили наиболее важную для революционеров вещь – правильный метод анализа реальности и работы, который был прочно укоренен в неискаженной марксистской теории, обучение которой своих членов было и остается краеугольным камнем всей «грантистской» традиции. Запуск в 1964 году газеты Militant как фракционного органа группы станет отправной точкой для становление мощнейшей в истории троцкистской тенденции в Британии, вовлекающей в себя тысячи рабочих и молодежи.

Теперь, закрыв вопрос об энтризме, мы можем вернуться к политическому пути ламбертистской группы, а именно к одному из наиболее драматичных и полных событиями годов в истории второй половины XX века – 1968.

Май 1968 и роль ламбертистов

Быть может самым возмутительным из его политической биографии было то, что Ламбер не поддержал борьбу студентов и рабочих в мае 1968 года. Он отдал предпочтение посещению очередной дежурной профсоюзной конференции в Тулузе, а не участию в столкновениях в Париже.

Несмотря на спад рабочего движения, в годы, предшествовавшие маю 68-го, наблюдался подъем студенческой активности, при этом такие вопросы, как технократическая реорганизация системы образования по плану Фуше, война во Вьетнаме и сексуальный радикализм, питали зарождающееся движение.

Ламбертистская CLER была крупнейшей студенческой организацией слева от Коммунистической партии. Она проводила очень базовую политику «хлеба и масла». Избегая серьезного участия в антивоенной деятельности с молодежной группой JCR¹² (близкой к мейнстримному Четвертому интернационалу) или маоистской молодежью UJCml, CLER подражала «старшим» ламбертистам и создала множество «комитетов действия», «координационных комитетов» и «комитетов борьбы», которые на самом деле были весьма поверхностным прикрытием для их собственной организации. Однако CLER была заинтересована в том, чтобы занять должности в бюрократическом аппарате студенческого союза UNEF!

Зимой 1967-1968 годов, когда в университетах Страсбурга и Нанта, а также на факультете Нантера Парижского университета наблюдался рост студенческого активизма, включая антивоенные демонстрации, захват общежитий и крупные студенческие забастовки, ламбертисты сосредоточили свои усилия на создании сплоченной группы из своих членов и периферии, стремясь активизировать свою «партию», а не вести революционную пропаганду и агитацию в разворачивающихся на глазах массовых движениях.

В номере газеты CLER «Revoltes» за январь-февраль 1968 года был опубликован призыв к «митингу 3500 молодых людей в Мютюалите 29–30 июня», а статьи, посвященные внутренней и международной политике, завершались призывом к активистам посетить это мероприятие, как будто это было некое универсальное решение всех проблем. В следующем месяце, в апрельском номере «Revoltes», была та же тема. Можно было бы предположить, что планы проведения подобного митинга следовало отложить еще в начале мая, когда протесты, приведшие к захвату Сорбонны полицией, уличные столкновения студентов и рабочей молодежи с полицейскими, а также гнев по поводу преследований студентов-активистов стали признаком серьезного общественного недовольства. Даже если бы другие группы сыграли более значимую роль в развитии событий, чем ламбертисты, достойная революционная организация захотела бы принять участие в борьбе. Однако группа Ламбера воздержалась.

Самый яркий момент конфликта произошел вечером 10 мая 1968 года, когда демонстрация студентов, лицеистов и рабочей молодежи, протестовавших против полицейского захвата Сорбонны, в Париже столкнулась с цепями спецподразделений и блокадами в Латинском квартале. После нескольких дней стычек и мелких столкновений обе стороны были готовы к бою. Демонстранты соорудили около шестидесяти баррикад из булыжников, скамеек и уличных знаков, используя в качестве фундамента тяжелые бетонные плиты. Двадцать тысяч человек выстояли, сопротивляясь полицейской агрессии, складывая ветки, облитые бензином куски дерева и даже автомобили, чтобы отразить нападение полиции. JCR разместили свою штаб-квартиру в жилом доме и поддерживали связь с уличными бойцами по радио. Но где же были ламбертисты?

Так об этом пишет английский троцкист Дэвид Бродер:

«Отказавшись отменить запланированную встречу «авангарда» в Мютюалите для организации демонстрации, 13 мая отряд ламбертистов численностью в пятьсот человек прибыл в Латинский квартал только к часу ночи, строем подойдя к баррикадам с поднятыми красными знаменами. По прибытии на передовую лидеры группы торжественно объявили протестующим, что отказываются «рисковать шеями революционного авангарда» в якобы бессмысленной борьбе, и, призвав студентов «разойтись и организовать забастовочные комитеты», немедленно ушли. «Revoltes» пояснила: «Без революционной партии победоносная борьба невозможна. Мы знаем, что представляем единственную силу, способную организовать борьбу рабочих и студентов».

Понимая, что фактически они уже упустили возможность самостоятельно организовать борьбу рабочих и студентов извне, ламбертисты разошлись по домам, когда полиция начала трехчасовую кампанию по очистке улиц от протестующих с помощью слезоточивого газа и дубинок.

Во всей красе показал себя и «анархо-синдикалистский» друг ламбертистов – Эбер. В условиях хаоса в полиции Нанта после разграбления их штаб-квартиры 13 мая и серьезных проблем в муниципальном совете, когда группы рабочих в пригородах начали брать на себя распределение продовольствия и бензина, Эбер договорился с лидером социал-демократического местного самоуправления и начальником полиции о том, чтобы профсоюзы взяли на себя управление ратушей. Это не было «двоевластием», как описывается в некоторых источниках. По настоянию Эбера профсоюзы стремились поддержать власти и дать отпор стихийным выступлениям рабочего класса. Местные чиновники никак не отреагировали на «захват власти» профсоюзными бюрократами и даже были приглашены выступать на публичных собраниях, организованных профсоюзами для информирования общественности. Как пояснила газета «Noir et Rouge»:

«Учитывая неэффективность прежних органов власти (полиции префектуры и муниципального управления), но также и при их активной поддержке, профсоюзы совместно использовали свои организации и вспомогательные структуры для создания новой структуры власти. Вместо того чтобы вновь открыть огромные современные распределительные центры, рабочие которых бастовали, что означало бы «риск» и наступление на принцип частной собственности, они поддержали мелких фермеров и лавочников. Застряв между этой своей «социальной базой» и старым полицейским и административным аппаратом, межпрофсоюзный комитет ограничился жалкими колебаниями до “возврата к нормальной жизни”».

Именно такие бюрократические маневры в конечном счете стали причиной будущего упадка группы Пьера Ламбера.

Но даже самые худшие политические проявления какое-то время не обязательно являются препятствием для численного роста. «Альянс за социализм», созданный ОКИ в 1968 году, быстро разросся до более чем 5000 членов. В 1970 году митинг «альянса» в Ле-Бурже собрал около 8000 молодых людей. А в 1971 году он взял под свой контроль UNEF – крупнейшую федерацию студпрофсоюзов. В семидесятые годы ламбертистам казалось, что они летят на гребне огромной волны прямиком к успеху.

Слова и дела

Исторически Ламбера и его наследников отличал крайне специфический подход к такому понятию как «организационная гибкость». Быть может ярче всего он проявился в определенных попытках международных слияний, которые предпринимались ламбертистами в 1970-1980-е годы. Конец 1970-х и начало 1980-х годов, период когда прежний рост его организации прекратился и началась стагнация, был отмечен со стороны Ламбера объединительными инициативами, степень принципиальности подхода к которым была аналогична его «принципиальности» в политике «единых фронтов».

В 1979 году ламбертисты начали сближение с международной тенденцией латиноамериканского троцкиста Науэля Морено, в рамках которого стремились форсировать скорейшее объединение в общий интернационал.

Морено настаивал на том, что такое слияние должно произойти на базе единой политической программы, которую он подготовил под названием «Тезисы Мировой конференции Четвертого интернационала». Они были представлены на объединительной конференции 1980 года. В них Морено отвергал те элементы ламбертистской теории и практики, которые рассматривал как ошибочные, например политику «единых антиимпериалистических фронтов», подход к профсоюзной работе и т.д. Несмотря на это, ламбертисты приняли предложенную Морено программу и единогласно проголосовали за нее как основополагающий политический документ объединенного интернационала. В теории это должно было бы означать, что они в корне изменят как свою риторику, так и свою практику. Чисто декларативно ламбертисты принимали все выдвигаемые положения и говорили о «единстве на принципиальной основе».

Каково же было удивление Морено, когда спустя всего год после объединения он, обнаружил, что ламбертисты согласились с ним сугубо декларативно, при этом продолжая свою прежнюю практику и транслируя среди членов все те же старые позиции, которые шли вразрез с декларацией объединенной международной организации. Это привело к развязыванию межфракционного противостояния, в рамках которого Ламбер предпочел не отвечать на политические аргументы французских сторонников Морено, а затыкать им рты посредством организационных мер.

Последними каплями стали совершенно некритическая поддержка Ламбером Франсуа Миттерана и отказ антиколониальной борьбы во французских колониях. Сам Морено так писал об этом:

«Ламбертизм провозглашает “единство” французского империализма и его колоний, “заморских департаментов”. “Единство республики” во Франции означает господство французского империализма над Гваделупой, Мартиникой, Французской Гвианой, Новой Каледонией и другими народами. Вместо того чтобы призывать французских рабочих к борьбе против их собственного империализма и к союзу с народами порабощенными французским империализмом, во имя освобождения, Ламбер призывает их сплотиться в защиту “единства” и “демократии” империалистической республики»

Недолговечный союз закончился разрывом, но он до сих пор служит яркой иллюстрацией того, насколько пустыми со стороны Пьера Ламбера были любые фразы о «принципиальном программном единстве».

Последние десятилетия и упадок

Организация Ламбера постоянно заявляла о своем процветании, не обращая внимания на собственные проблемы, но на самом деле, после роста в 1970-х, она пришла в упадок в 1980-е.

Поддержка ОКИ, которая в начале 1970-х годов насчитывала более нескольких тысяч членов и чья молодежная организация могла мобилизовать несколько десятков тысяч, имела огромное значение для Франсуа Миттерана. Этот дискредитированный буржуазный политик, непродолжительное время служивший при режиме Виши и занимавший пост министра внутренних дел и юстиции в разгар Алжирской войны, пришел к руководству Социалистической партией в 1971 году и стремился придать ей публичный леворадикальный ореол.

Цель Миттерана состояла в том, чтобы создать новую, стабильную основу для буржуазного правления во Франции, которая была серьезно потрясена всеобщей забастовкой и студенческими протестами 1968 года, посредством союза с Коммунистической партией, в котором он мог бы доминировать. В конечном счете он преуспел в решении этой задачи. ОКИ прославляла этот «альянс левых» как «объединенный фронт трудящихся» и нападала на любого, кто позволял себе критиковать его слева.

В 1981 году по инициативе Ламбера ОКИ была переименована в ПКИ – отчасти для того, чтобы продемонстрировать преемственность с ПКИ 1944 года, а отчасти как выражение того влияния, которым, по мнению Ламбера, партия теперь обладала.

В 1985 году, снова по инициативе Ламбера, ПКИ создала «Движение за партию трудящихся» (MPPT¹³), номинально созданное по образцу бразильской Партии трудящихся. Ламбер утверждал, что деятельность Миттерана на посту президента Франции открыла возможность для перегруппировки левых сил. MPPT была лишь фасадом («фронт-группой») для ПКИ, а не по-настоящему широким движением. На парламентских выборах 1986 года ее наивысший результат в округе составил 0,9%. На президентских выборах 1988 года ее кандидат – сам Ламбер – набрал всего 0,4% голосов.

Характерно, что когда отношения с Миттераном охладились, все члены ламбертистской организации, вступившие в Соцпартию в 1971 году, предпочли остаться там, а не сохранить верность «революционной партии»; а в 1986 году целое крыло ПКИ численностью в 450 человек под руководством Жана-Кристофа Камбаделиса, руководителя ее студенческой работы, перешло в лагерь Миттерана. Камбаделис заседал во французском Национальном собрании в течение 10 лет и являлся одной из самых влиятельных фигур в бюрократической иерархии Социалистической партии.

Когда 1991 году MPPT провозгласила себя Партией трудящихся (PT¹⁴), ПКИ, переименованная в 1992 году в Течение коммунистов-интернационалистов (CCI), стала ключевой силой в ней. Ламбертисты раздули нелепую позу открытости. Они провозгласили новую «широкую» партию, якобы объединяющую социалистические, коммунистические, троцкистские и синдикалистские «течения». На самом деле эта группа была слаба (за исключением официальных структур профсоюза FO), а разнообразные «течения» – фиктивны. Примечательно, что в своей риторике PT была не прочь позаигрывать с национализмом, критикуя Евросоюз за то, что он посягает на «суверенитет» Франции, и призывая к «защите Республики». На президентских выборах 2007 года Партия трудящихся выдвинула Жерара Шиварди, который объявил себя «кандидатом мэров» и подчеркнул, что будет защищать «права мэров» от парижского правительства. Какое отношение к революционной политике имели «права» коррумпированных структур локальных исполнительных администраций Пятой республики? Ответ на этот вопрос остается загадкой по сей день.

На выборах в Европейский парламент 1992 года партия получила 0,44% голосов, а на президентских выборах во Франции 2002 года – 0,47% голосов.

Партия продолжала заявлять о тысячах членов. Но эти «тысячи» к тому времени существовали отчасти как пассивные плательщики взносов, а отчасти и вовсе были не более чем пустыми цифрами на бумаге.

В 2008 году PT была переименована в Независимую рабочую партию (POI). Но содержание не изменилось ни на йоту. POI по собственному позиционированию – это не партия, а политический блок из четырех «течений»: CCI (троцкистское), «синдикалистское», «коммунистическое» (пост-сталинисты) и «социалистическое».

Ламбер умер в том же году в возрасте 88 лет.

Каков итог?

Под руководством Ламбера ОКИ на некоторое время превратилась в крупнейшую троцкистскую организацию во Франции. Это было выдающимся достижением для человека, не внесшего абсолютно никакого ценного вклада в то, что можно назвать «послевоенным троцкизмом». Ламбер никогда не писал ничего по существу политического. Он не добавил ничего, что стоило бы какого-то внимания, в области теории. На ресурсах вроде Marxist internet archive вы не найдете фактически ни единой статьи его авторства. Этот факт совершенно не случаен. Он был антиинтеллектуалом, презирающим культуру. Он был плохим оратором, лишенным харизмы, в чем можно наглядно убедиться благодаря записи его речи на Open World Conference, сохраненной кем-то «для потомков».

Когда он баллотировался на президентских выборах 1988 года, то, по меткому выражению одного современника, «производил впечатление отставного чиновника, ищущего чем бы заняться на пенсии». Это было недалеко от истины: Ламбер работал в государственном Фонде семейных пособий с 1944 по 1980 год.

Важный вопрос: извлек ли он, будучи ветераном политики, что-либо ценное из своих молодых лет и опыта в раннем троцкистском движении и пронес это с собой по жизни?

Во время раскола ПКИ в 1952 году Ламбер по собственным конъюнктурным соображениям встал на сторону антипаблоистов – противников предложений Пабло о том, что троцкистам следует заняться глубоким вхождением в коммунистические партии. Ламбер оставался антипаблоистом до конца своей жизни. Но, подобно современному «фашизму» у многих левых (и не только), «паблоизм» быстро превратился в его лексиконе в ругательство по отношению к любым несогласным, лишенное какого-либо конкретного политического содержания. Обвинения в паблоизме использовались для изоляции оппонентов и механического обрубания политических дебатов.

Один из бывших членов ОКИ описал Ламбера так: «Полностью лишенный совести и уважения к окружающим. В затруднительных ситуациях он мог привести цитату из Ленина, чтобы придать себе авторитет». Иван Крайпо, бывший секретарь Троцкого, охарактеризовал ламбертистский партийный режим как «сталинистскую практику под прикрытием троцкистской идеологии».

Постоянная борьба Ламбера с паблоистскими ересями сопровождалась чередой исключений, особенно заметных членов партии. Он ссылался на Ленина (хотя на самом деле цитата принадлежала Лассалю): «Партия укрепляется тем, что очищает себя».

Союзники Ламбера по расколу 1952 года были быстро исключены (за неподдержку MNA). Опытный троцкист Борис Френкель был исключен в 1966 году («коррумпированный ревизионист, член сексуально-сектантской клики»). Балаж Надь, участник венгерской революции 1956 года, исключен в 1973 году («агент-провокатор и агент ЦРУ/КГБ»). Шарль Берг, бывший руководитель молодежной секции ОКИ и член ее Политбюро, исключен в 1979 году («фальсификация данных о вербовке»). Стефан Жюст, видный член ОКИ и один из ее теоретиков на протяжении 38 лет, исключен в 1984 году (за неучастие в голосовании по исключению другого члена ОКИ). Пьер Бруэ, историк троцкистского движения, исключен в 1989 году («симпатии к роялистам»). Педро Каррескедо, Алексис Корбьер, Жан-Поль Кро и Антонио Гусман, члены Центрального комитета ПКИ, которым в 1990 году было поручено возродить молодежное движение партии, исключены в 1992 году (за непринятие дисциплинарных мер в отношении другого члена ПКИ).

Ламбер утверждал, что придерживается троцкистской традиции. На самом же деле он был сектантским догматиком: все политические знания были изложены в «Переходной программе» Троцкого 1938 года и остались до самой последней буквы характеристикой современной ситуации; мир такой же как в 1930-е годы и готовому к революции движению не хватало лишь правильного руководства (то есть Пьера Ламбера). Он добавил к этой квази-религиозной формуле еще один элемент догматизма. С 1967 года основным положением ламбертизма стало утверждение о прекращении роста производительных сил с 1930-х годов и до настоящего времени, что представляло собой полное отрицание реальности послевоенного времени.

Антипаблоизм и сектантский догматизм Ламбера служили прикрытием (хотя и не слишком эффективным) для его скатывания к действительным оппортунизму и ликвидаторству, которые он приписывал всем, кого считал паблоистами. После переориентации на Социалистическую партию (PS) в 1980-х годах ПКИ оказывала ей абсолютно некритическую поддержку на президентских выборах.

Обе партии, MPPT и PT, основывались на политическом минимализме. Их платформы состояли всего из четырех довольно общих политических положений: признание классовой борьбы, светскость (лаицизм), ликвидация институтов Пятой республики и независимость профсоюзов от политических партий.

Ламбер преуспел в закулисных маневрах. Это была его сильная сторона, такая политика для него была смыслом жизни. Многолетний член ОКИ Клод Бернар описывал его как «контактера», кукловода, чей главный политический талант заключался в создании сетей влияния и взаимных уступок. Клод Лефор, близкий к Ламберу в послевоенные годы, но никогда не входивший в его группу, называл его «магуйяром» – скользким дельцом. Для Бориса Френкеля Ламбер был: «человек, мастерски умеющий манипулировать другими, и если говорить о манипуляторах такого рода, я не знаю никого, кто достиг бы его совершенства».

В политике Ламбера присутствовал также глубоко консервативный аспект. Педагогическая реформа критиковалась за подрыв преподавания «трех Р»¹⁵. Телевидение было «наркотиком», усиливающим «самые грубые мелкобуржуазные аспекты повседневной жизни». Поздний капитализм прививал молодежи «испорченность и эротизм» (Манифест ОКИ, 1967). «Повседневный мелкобуржуазный образ жизни» рабочих препятствовал «осознанию их исторической миссии». Новые общественные движения – за права женщин, права геев и защиту окружающей среды – не просто игнорировались Ламбером. Он их осуждал за сам факт существования.

Авторы двух весьма удачных биографий Ламбера, историки Франсуа Базен, Лоран Модюи и Дени Зиффер, приходят к одному и тому же общему выводу о его партийном строительстве. За социалистической риторикой скрывался процесс быстрого окаменения и бюрократизации. Организации Ламбера в конечном итоге занимались торговлей политикой, а не боролись за определенный и ясный политический курс.

Базен охарактеризовал ОКИ как «маленькое предприятие, наделенное воинственным руководителем и управляемое с оглядкой исключительно на критерий эффективности». Для Модюи и Зиффера ОКИ была «не революционной партией, потерпевшей неудачу, а малым бизнесом, добившимся успеха». Трудно не согласиться с обеими характеристиками.

По сути деятельность ламбертистской группы была направлена ​​на создание сект и завоевание влияния среди профсоюзных бюрократов, а не на поощрение рабочего класса к политической организации и борьбе за собственную власть. История Ламбера, в конечном счете – это наглядный урок о том, как сектантство и догматизм в теории могут соседствовать с оппортунизмом в практике, в условиях когда партийный режим превращается в окаменелую систему тупого административного командования.

Иронично что, при своем «троцкистском» позиционировании, ламбертистская группа фактически повторила путь организационного вырождения сталинистских партий, но с небольшим отличием… В правительство их так никогда и не позвали.