Вырождение и крах Четвертого Интернационала: в защиту нашего наследия

Оригинальная публикация на сайте marxist.com

Четвертый Интернационал был основан Троцким в 1938 году. К тому моменту Второй «Социалистический» Интернационал и Третий «Коммунистический» Интернационал полностью предали свои исторические миссии и предательски препятствовали на пути победы рабочего класса. Требовалось новое революционное руководство мирового масштаба, основанное на марксистских идеях, от которых другие интернационалы давно отказались.

Несмотря на историческую задачу, стоявшую перед Четвертым Интернационалом, после убийства Троцкого многие его «лидеры» сыграли плачевную роль. Среди хаоса и заблуждений Тед Грант – основатель организации, которая сейчас является Революционным Коммунистическим Интернационалом (РКИ) – смог остаться  единственным последовательным защитником подлинного революционного метода марксизма.

После многих лет замалчиваний и клеветы этот документ раскрывает подлинную историю Четвертого Интернационала и роль Теда Гранта. Посредством этого документа подлинные идеи, на которых Троцкий основал Четвертый Интернационал, вернутся для нового поколения революционных коммунистов.

«Учиться не забывать о прошлом, чтобы предвидеть будущее — это наша первая, наша важнейшая задача». («Жалкий документ», 27 июля 1929 г., «Собрание сочинений Льва Троцкого», т. 1, 1929, Нью-Йорк 1975, с. 198-212)

«Основное положение диалектики: абстрактной истины нет, истина всегда конкретна». (Ленин, «Шаг вперед, два шага назад», май 1904 г.)

Этот документ посвящен вырождению и краху Четвертого Интернационала, основанного Троцким в 1938 году, и защите подлинных идей и методов троцкизма. На первый взгляд, эта тема может показаться имеющей лишь исторический интерес, но это совершенно не так.

На самом деле, эти события содержат важнейшие для нас уроки. В частности, они дают более глубокое понимание и объяснение того, кто мы есть, и ключевой роли, которую сыграл товарищ Тед Грант в защите этих подлинных традиций.

Вопрос о вырождении Четвертого Интернационала рассматривался в разное время и в разных местах, не в последнюю очередь в Программе Интернационала, написанной Тедом Грантом в 1970 году. В прошлом эта история играла ключевую роль в образовании наших кадров.

Сталкиваясь с быстрым ростом, важно напомнить товарищам, об истории и традициях движения. И хотя Четвертый Интернационал был разрушен, программа и методы Интернационала под руководством Троцкого живы. 

Необходимость защиты нашего наследия – наряду с нашей исторической ответственностью восстановить истину – крайне важна. Это особенно актуально, учитывая многочисленные искажения и откровенную ложь, распространяемые сектами, чтобы скрыть свои собственные прошлые преступления и ошибки.

Прежде всего, это означает признание незаменимой роли, которую Тед Грант играл на протяжении всего этого периода в защите подлинных идей и методов троцкизма.

Он продолжил работу Троцкого в самых трудных обстоятельствах, и именно этому неустанному труду мы обязаны своим существованием. Именно это, и только это, дает нам право на существование и обоснованные притязания на представительство подлинных традиций революционного троцкизма.

Наша тенденция родилась в борьбе за защиту идей марксизма против пагубных идей сталинизма и реформизма, но также и против ревизионистских идей так называемых лидеров Четвертого Интернационала. Среди них были такие люди, как Кэннон, Пабло, Мандель, Франк, Хили, Майтан, Ламбер и их сторонники, которые в то время и в последующие годы совершали одну ультралевую или оппортунистическую ошибку за другой. Эти ошибки возникали прежде всего из-за фундаментально неверного метода.

Чтобы предоставить неоспоримые доказательства этого утверждения, мы сочли необходимым процитировать документы прошлого. Это может вызвать некоторые трудности у читателя, но требования исторической точности должны иметь приоритет над литературным стилем или удобочитаемостью.

Тяжелые условия

Когда Лев Троцкий умирал от удара сталинского убийцы, его последними словами были: «Передайте товарищам, что я уверен в победе Четвертого Интернационала. Вперед!»

Но в последующие годы стало ясно, что человеческий материал, с которым имел дело Троцкий, не был способен подняться до уровня великих задач, поставленных историей.

Тем не менее, необходимо указать на причины, по которым с самого своего возникновения троцкистское движение терзали постоянные внутренние потрясения, кризисы и расколы.

С самого начала Левая оппозиция оказалась в очень трудном положении как в России, так и на международной арене. Будучи малочисленной, ее ряды по необходимости заполнялись разного рода элементами, которых объединяла оппозиционность Сталину и бюрократии, но не обязательно что-либо еще.

Трудно найти в истории пример движения, которое страдало бы от столь крайней степени преследований. Фракция во главе с Зиновьевым и Каменевым вскоре откололась и позорно капитулировала перед Сталиным. Этот поступок вызвал широкое смятение и деморализацию в рядах Оппозиции.

Немало сторонников Левой оппозиции не выдержали невыносимого давления и, последовав примеру Зиновьева, Каменева и Радека, капитулировали перед Сталиным. Большинство из них, если не все, были впоследствии физически ликвидированы.

Эти трудности повторялись в маленьких группах, примкнувших к Оппозиции в зарубежных коммунистических партиях. Хотя многие последователи Троцкого были мужественными и честными революционерами, другие, откровенно говоря, представляли из себя не самый лучший материал.

На них негативно повлияли годы поражений, особенно победа сталинизма в России. Результатом стало всеобщее чувство подавленности и дезориентации.

Потребовалось сверхчеловеческое усилие со стороны Троцкого, чтобы заложить прочный политический фундамент для новой организации, возникшей из обломков Коммунистического Интернационала.

К Оппозиции тяготело множество элементов, не имевших ничего общего с троцкизмом. Среди них были зиновьевцы, анархисты, ультралевые, а также некоторые беспринципные авантюристы вроде Раймона Молинье во Франции, не говоря уже о немалом числе разного рода маргиналов и странных людей, искавших политическое пристанище.

Естественно, здесь мы имеем дело в основном с молодыми, неопытными и политически наивными элементами, многие из которых происходили из студенческой и мелкобуржуазной среды. Они принесли с собой множество путаных и чуждых идей.

Даже в американской СРП (Социалистической рабочей партии) были такие люди, как, например, Джеймс Бернхем, который никогда не был настоящим троцкистом и, возможно, даже не был марксистом, о чем позже свидетельствовал его отказ от диалектического материализма.

Но Троцкий, очевидно, не всегда мог выбирать человеческий материал, с которым ему приходилось работать. В 1935 году Троцкий провел дискуссию с левым членом социалистической молодежи во Франции по имени Фред Зеллер, в ходе которой Зеллер высказал серьезную критику в адрес французских троцкистов.

В ответ Троцкий не стал пытаться защищать членов французской секции, а лишь лаконично ответил:

«Приходится работать с тем материалом, который есть под рукой». Эти слова ясно передавали его отношение ко многим из тех, кто называл себя «троцкистами». Это был уничтожающий выпад против лидеров будущего Четвертого Интернационала, насчет которых у Троцкого с самого начала было очень мало иллюзий. (См. «Об организационных проблемах», ноябрь 1935 г.).

В том же году Троцкий прокомментировал:

«Было бы абсурдно отрицать наличие сектантских тенденций в нашей среде. Они вскрыты целым рядом дискуссий и расколов. В самом деле, как могло не проявиться сектантство в идейном движении, непримиримо противостоящем всем господствующим организациям рабочего класса и подвергающемся чудовищным, абсолютно беспрецедентным гонениям во всем мире?» («Сектантство, центризм и Четвертый Интернационал»).

Разборка образовавшейся путаницы и очищение от нежелательных и чуждых классовых элементов оказались долгим и мучительным процессом. Это стало причиной многих расколов и кризисов в последующие годы.

По словам немецкого поэта Гейне, Троцкий «посеял зубы дракона, а собрал блох».

Американская СРП

Ведущую роль в первые годы играла американская секция, которая впоследствии стала СРП, однако события продемонстрировали, что она страдала от серьезных политических недостатков.

Джеймс Кэннон, ведущая фигура в американской группе, был, вероятно, наиболее способным из международных лидеров в те ранние годы. За его плечами была долгая история работы в американском рабочем движении, восходящая ко временам Индустриальных рабочих мира (IWW) — факт, который Троцкий высоко ценил. Он обладал многими хорошими качествами организатора, но в нём была и крайне негативная сторона.

Кэннон начинал как последователь Зиновьева и так и не избавился от своих зиновьевских тенденций. Это была школа не большевизма, а маневров, интриг и подмены честной политической дискуссии организационными методами.

Троцкий высоко ценил преданность Кэннона, но никогда не соглашался с его грубыми организационными методами. Он прекрасно знал, что это верный рецепт для кризисов и расколов. Троцкий делает интересное замечание в работе «В защиту марксизма»:

«Наши собственные секции унаследовали некоторый яд Коминтерна в том смысле, что многие товарищи склонны к злоупотреблению такими мерами, как исключение, раскол или угрозы исключения и раскола». («В защиту марксизма», с. 97)

Совершенно очевидно, что, когда он писал эти строки, Троцкий имел в виду Кэннона. Он поддерживал политическую позицию Кэннона против мелкобуржуазной оппозиции Бернхэма и Шахтмана, но его глубоко беспокоил поспешный и чрезмерно административный подход, который тот использовал против них.

На самом деле, сохраняя непримиримую политическую позицию, он выступал против раскола в американской секции, предпочитая, как всегда, оружие в виде здравой политической аргументации и теоретического разъяснения в противовес тупому запугиванию, угрозам и исключениям, которые делали раскол неизбежным.

Пока Троцкий был жив, он был способен удерживать своих последователей на верной политической линии. Но после его смерти в 1940 году и перед лицом изменившихся объективных условий они оказались неспособны перевооружить движение.

Четвёртый Интернационал

Основание Четвертого Интернационала в сентябре 1938 года, без сомнения, стало исторической вехой. Это ознаменовало попытку политически и организационно закалить кадры для предстоящих исторических задач.

Троцкий предсказывал, что грядущая Вторая мировая война вызовет революционную волну, которая подвергнет испытанию все партии и течения. Старые Интернационалы – Второй, Третий и так называемое Лондонское бюро – сгнили и превратились в преграду на пути к успеху социалистической революции. Троцкий считал, что на основе грядущего мирового катаклизма и его последствий эти организации будут разбиты.

В 1938 году Троцкий сделал смелое предсказание, что в течение следующих десяти лет от старых организаций «не останется камня на камне», а программа Четвёртого Интернационала станет руководством для миллионов. («Об основании Четвёртого Интернационала», «Четвёртый Интернационал», Том 1, № 5, октябрь 1940 г.)

Но это был лишь предварительный прогноз. Перспективы – это не хрустальный шар, позволяющий предсказать точный ход событий; это условная гипотеза, которую необходимо корректировать в соответствии с реальным развитием событий. Это азы для любого, хоть сколько-нибудь знакомого с методом марксизма.

Относительно войны в Финляндии в ноябре 1939 года Троцкий объяснял:

«Кто хочет точного предсказания конкретных событий, пусть обращается к астрологии. […] Условность своего прогноза, как одного из возможных вариантов, я оговаривал несколько раз». («Итоги финляндского опыта» в «В защиту марксизма», с. 234)

Эти слова кристально ясны. Но они остались закрытой книгой для так называемых лидеров Четвёртого [Интернационала], которые действовали исходя из того, что написанное Троцким в 1938 году было высечено в камне и не может быть изменено, несмотря на меняющиеся условия.

Это противоположность марксизму и вопиющее противоречие всему, что Троцкий писал о нём. Это не означает, что первоначальные предсказания Троцкого были полностью ошибочны. Напротив, в своём анализе мировой ситуации он проявил гораздо более глубокое понимание и способность предсказывать события, чем любой другой мировой лидер.

Некоторые из более дальновидных буржуазных политиков отчётливо понимали риск революционных последствий войны. Французский посол в Германии Кулондр 25 августа 1939 года заявил Гитлеру:

«Я также опасаюсь, что в результате войны будет только один реальный победитель — господин Троцкий».

Разумеется, слова Кулондра просто олицетворяли революцию в лице Троцкого. Однако события развивались иначе из-за исхода войны.

Убийство Троцкого

Убийство Троцкого нанесло смертельный удар молодым и неопытным силам Четвертого интернационала. Без руководства Троцкого другие лидеры оказались совершенно бесполезными.

Примечательно, что Сталин, чей большевистский опыт подсказывал ему, какую опасность его режиму представляет даже небольшое международное революционное движение, понимал ключевую роль Троцкого в Четвертом интернационале.

Когда некоторые из его агентов жаловались, что тратят чрезмерное количество времени и денег на убийство одного человека, Сталин ответил, что они ошибаются – что без Троцкого Четвертый интернационал ничто, потому что, как он сказал, «у них нет хороших руководителей». Он не ошибался.

Столкнувшись с совершенно новой ситуацией, они оказались неспособны внести необходимые коррективы и полностью потеряли ориентацию. Это оказало роковое воздействие на развитие нового Интернационала.

Война развивалась таким образом, который не мог предвидеть никто, даже величайший гений. А исход войны, особенно усиление сталинизма, опроверг перспективу, намеченную Троцким в 1938 году.

Однако был опровергнут не только прогноз Троцкого, но и прогнозы империалистов – Рузвельта и Черчилля – не говоря уже о Гитлере и Сталине, которые допустили самые большие ошибки. Исход войны между СССР и нацистской Германией стал решающим фактором, определившим всю ситуацию.

Просчет Сталина

Сталин, так называемый «великий военный гений», на самом деле поставил СССР в крайне опасное положение. Советский Союз был в значительной степени обезоружен массовыми чистками Красной Армии в 1937-38 годах, а затем в 1941 году, непосредственно перед немецким вторжением в СССР.

Когда немецкие генералы возражали против идеи нападения на Советский Союз, утверждая, что вести войну на два фронта – это роковая ошибка, Гитлер ответил, что Советский Союз больше не является проблемой, поскольку «у них нет хороших генералов».

Печально известный пакт Гитлера-Сталина 1939 года на самом деле был оборонительным шагом со стороны Советского Союза. Подписав пакт о ненападении с Гитлером, Сталин полагал, что избежал опасности немецкого вторжения. Он ошибался.

Вторжение Гитлера в Советский Союз летом 1941 года застало Сталина врасплох. Цена, которую заплатил народ Советского Союза, была поистине ужасающей.

Империалисты надеялись, что война между Германией и Советским Союзом приведет к их взаимному истощению, что позволит американцам и британцам вмешаться и собрать плоды.

Вторая мировая война в Европе по сути свелась к смертельной схватке между сталинской Россией и гитлеровской Германией, вооруженной объединенными ресурсами всей Европы.

Изначально положение СССР казалось безнадежным.

Троцкий предупреждал, что главная опасность для Советского Союза в случае войны заключается в том, что империалистическая армия (например, американская) привезет с собой массу дешевых товаров. Но все вышло иначе. Немецкое вторжение принесло с собой массовые убийства, концентрационные лагеря и газовые камеры. Нацисты считали советский народ недочеловеками и обращались с ними соответствующим образом.

В результате, несмотря на преступления Сталина и бюрократии, советские массы сплотились для защиты завоеваний Октябрьской революции и с невероятным мужеством сражались против гитлеровских захватчиков. Несмотря на все трудности, Красная Армия остановила нацистское вторжение и затем нанесла Гитлеру сокрушительное поражение.

Это сыграло решающую роль и коренным образом преобразовало всю ситуацию. Это придало Советскому Союзу колоссальный престиж и послужило укреплению сталинского режима на целый исторический период, вопреки ожиданиям Троцкого.

Этот факт позволил ему (сталинскому режиму) сохранять жесткий контроль над массовыми движениями, который он использовал для предательства революционной волны после войны.

Это историческое предательство обеспечило политическую предпосылку для экономического восстановления, которое привело к послевоенному буму: беспрецедентному подъему капитализма. Это, в свою очередь, вдохнуло в капиталистическую систему новую жизнь.

Вместо того чтобы быть свергнутым, как ожидал Троцкий, сталинизм вышел из войны значительно усилившимся, а Красная Армия разгромила армии Гитлера и оккупировала большую часть Восточной Европы.

Таким образом, в мировом масштабе возникли две великие державы: с одной стороны – Советский Союз, а с другой – Соединенные Штаты, которые теперь стали доминирующей империалистической силой.

Соединенные Штаты никогда не испытывали тех ужасающих разрушений, которые пережила Европа во время войны. Они вышли из войны с неповрежденной промышленностью и переполненной казной.

Они были в состоянии поддержать европейский капитализм и предоставить необходимую экономическую помощь для запуска периода экономического восстановления, который полностью контрастировал с ситуацией после Первой мировой войны.

Все это означало, что перспектива 1938 года, намеченная Троцким, была опровергнута историей. Если бы Троцкий был жив, он, несомненно, пересмотрел бы перспективу 1938 года и соответствующим образом переориентировал движение.

Однако лидеры Четвертого интернационала: Кэннон, Хансен, Пабло, Мандель, Майтан и Пьер Франк – и их сторонники – потерпели полнейшее фиаско. Они не справились со своей задачей. Неспособные понять метод Троцкого, а именно метод марксизма, они просто повторяли устаревшую перспективу 1938 года о скорой войне и революции, как будто ничего не произошло.

Они лишь бездумно, как попугаи, повторяли то, что Троцкий говорил перед смертью, словно время остановилось. Они так и не поняли диалектический метод Троцкого и его подход к перспективам.

Этот отказ признать очевидное привел к одной ошибке за другой, что породило чудовищный кризис внутри Интернационала.

Важность руководства

Марксистский метод исторического материализма ищет фундаментальные силы истории в объективных факторах – в частности, в развитии производительных сил. Однако исторический материализм никогда не отрицал важность субъективного фактора или роли личностей в истории.

Существует много параллелей между войной между нациями и классовой борьбой. На войне важность хороших генералов, несомненно, является ключевым фактором, который может оказаться решающим. Важность хороших генералов при наступлении армии очевидна. Но качество руководства еще более важно в те времена, когда армия вынуждена отступать.

При наличии хороших генералах отступление можно провести в полном порядке, с минимальными потерями, сохранив основную часть своих сил от уничтожения. Но плохие генералы превратят отступление в беспорядочное бегство.

Именно это и произошло с Четвертым интернационалом: в силу своей полной неспособности руководство превратило необходимое отступление в разгром. Своими методами они в конечном итоге разрушили движение, созданное с такими огромными трудностями Львом Троцким.

Роль Теда Гранта

Единственным течением, которое вышло с честью из этого экзистенциального кризиса троцкизма, была Международная рабочая лига (МРЛ) в Британии.

Только они смогли дать правильную оценку новой ситуации и сделать из неё выводы. И только они имеют право считаться настоящими защитниками метода Троцкого и единственными законными продолжателями его наследия.

Ленин был настоящим защитником марксизма после смерти Маркса и Энгельса. И после смерти Ленина эта роль перешла к Льву Троцкому. Точно так же после смерти Троцкого подлинным защитником его идей и метода был Тед Грант.

Здесь невозможно дать подробный отчет о жизни и работе Теда. Мы ограничимся очень кратким очерком. Для более полного ознакомления мы отсылаем читателя к подробнейшей биографии за авторством Алана Вудса: «Тед Грант. Перманентный революционер».

Тед присоединился к троцкистскому движению в Йоханнесбурге в 1929 году. К 1934 году он эмигрировал из Южной Африки в Британию в поисках более широких возможностей.

Там он присоединился к троцкистам, работавшим в Независимой лейбористской партии (НЛП), но поскольку возможности в НЛП иссякли, по совету Троцкого молодые товарищи переключились на работу в Лейбористской партии, особенно в ее молодёжной секции.

В 1937 году в Лондон прибыла очередная группа южноафриканских товарищей, включая Ральфа Ли, которые присоединились к Теду и Джоку Хастону в отделении Группы «Милитант» в Паддингтоне. Они стали безусловно самыми активными членами организации.

Методы руководства отражали в основном мелкобуржуазную природу Группы «Милитант», типичную для менталитета мелких кружков, с их мелкими интригами и слабой связью с рабочим классом. Это привело к непрерывным расколам с 1934 года.

В конце 1937 года восемь товарищей решили создать новую организацию – Международную рабочую лигу (МРЛ).

Основание МРЛ ознаменовало решительный разрыв со старыми «троцкистскими» группами предыдущего периода и обозначило реальные истоки нашего течения, начало подлинного троцкизма в Британии.

Тед быстро стал ключевым теоретиком группы, ее политическим секретарем и редактором ее новой газеты – «Socialist Appeal» («Социалистический призыв»).

Переписка с Троцким

В течение шести недель после основания МРЛ, 12 февраля 1938 года, они отправили письмо Троцкому в Мексику с объяснением, что группа создала типографию.

Троцкий был впечатлен. 15 апреля 1938 года Троцкий написал письмо Чарльзу Самнеру в Британию, с которым он поддерживал связь с 1937 года, сообщив ему о планируемой поездке в Британию Джеймса Кэннона, чтобы помочь создать настоящую секцию Четвёртого интернационала.

Вскоре после этого, в начале июня, МРЛ выпустила новое издание его работы «Уроки Испании» с предисловием, написанным Тедом Грантом и Ральфом Ли. Они с гордостью отправили копию Троцкому.

29 июня 1938 года Троцкий снова написал письмо Чарльзу Самнеру, в котором было много похвал в адрес инициативы МРЛ: «Я получил ваше издание моей брошюры об Испании с вашим превосходным предисловием», – написал он.

Далее Троцкий продолжает поздравлять товарищей из МРЛ с созданием типографии: «Это была действительно хорошая революционная идея – создать собственную типографию». Он заканчивает письмо словами: «Мои самые тёплые приветствия вам и вашим друзьям».

Письмо Троцкого чрезвычайно значимо для нашей истории. Во-первых, это письмо нигде не фигурирует в трудах Троцкого, опубликованных издательством «Pathfinder Press», издательством американской СРП (Социалистической рабочей партии). Письмо, несомненно, находилось в их распоряжении.

Письмо всплыло на поверхность лишь в 2018 году и попало в наши руки совершенно случайно. Это был поистине необыкновенный поворот судьбы, за который мы вечно благодарны. Это скрытое письмо, в котором хвалят МРЛ, можно рассматривать как наше давно утерянное свидетельство о рождении. Это единственное существующее письмо, в котором Троцкий сам упоминает МРЛ и в таких восторженных тонах.

Оно было намеренно скрыто лидерами СРП (и Кэнноном в частности) в их попытках постыдно принизить МРЛ из-за личных амбиций и обиды, как мы увидим.

Пагубная роль Кэннона

В августе 1938 года Джеймс Кэннон посетил Великобританию с целью объединить различные троцкистские группы в единую организацию перед учредительной конференцией Четвертого интернационала.

В то время в Британии существовали четыре группы: Революционный социалистическая лига (под руководством Сирил Джеймса, Уикса и Дьюара); Группа «Милитант» (под руководством Харбера и Джексона); одна группа в Шотландии – Революционная социалистическая партия (под руководством Мейтленда и Тейта); и МРЛ (Международную рабочую лигу, под руководством Ральфа Ли, Джока Хастона и Гранта).

Однако эти группы придерживались весьма различных подходов – от открытой работы до тактики энтризма (вхождения в другие партии) – и к тому, как их следует применять. Эти тактические разногласия создавали непреодолимые трудности на пути практической совместной работы.

Чтобы преодолеть эту трудность, сначала необходимо было провести тщательную дискуссию по тактике, программе и выработать общий план действий. На этой основе могло бы произойти слияние.

Но Кэннон проигнорировал это и попытался объединить эти группы на чисто организационной основе. Он считал разногласия по вопросу ориентации малозначительными.

Кэннон, поэтому, созвал Объединительную конференцию различных групп, чтобы протолкнуть формальное объединение. Хотя МРЛ согласилась присутствовать, она выступала против фиктивного единства без реального обсуждения. В противном случае такое единство на этой поверхностной основе было просто рецептом для будущих расколов.

Но Кэннон хотел единства любой ценой. Поэтому на Объединительной конференции не было никакой дискуссии о политических перспективах или тактических разногласиях. Вместо этого все группы просто попросили подписать «Соглашение о мире и единстве», составленное Кэнноном, и дали 20 минут на размышление.

МРЛ сочла такой подход беспринципным и поэтому осталась за пределами «объединенной» организации.

В следующем месяце, в начале сентября 1938 года, в Париже состоялась Учредительная конференция Четвертого интернационала.

Хотя МРЛ и находилась вне «объединенной» организации, она выразила желание стать если не полной, то сочувствующей секцией Четвертого интернационала. Кэннон, казалось, согласился с идеей сочувствующей секции, и МРЛ предложили направить делегата на Учредительную конференцию. К сожалению, у них не было средств, чтобы послать кого-либо. Вместо этого они передали заявление о своей позиции одному из делегатов для передачи конференции.

К началу конференции Кэннон явно передумал. Оскорбленный отказом МРЛ объединиться с другими группами, он воспользовался возможностью, чтобы оклеветать МРЛ и заблокировать ее попытки стать сочувствующей секцией Интернационала. Послание МРЛ к конгрессу не было распространено среди делегатов. Это был зловредный жест, который раскрыл методы работы Кэннона.

Учредительная конференция одобрила новую объединенную секцию, принявшую название Революционный социалистический лига (РСЛ), в качестве официальной британской секции.

Кэннон, который теперь лелеял обиду на МРЛ, сообщил Троцкому, что «позиция [МРЛ] была осуждена международной конференцией». Он выступал за «твердую и решительную позицию» против МРЛ и «ни в коем случае не признавать ее легитимность». Но, он жаловался, РСЛ «не привыкла к нашему «жестокому» (то есть большевистскому) обращению с группами, которые играют в расколы». (Джеймс П. Кэннон, «Впечатления от учредительной конференции, 12 октября 1938 г.», в: Джозеф Хансен, «Джеймс П. Кэннон – интернационалист», июль 1980 г.)

Это последнее заявление многое говорит нам о методах Кэннона. Именно так он действовал против людей, которые противостояли ему внутри СРП (Социалистической рабочей партии США). Такие методы должны были стать общепринятыми методами бюрократического режима в так называемом Четвертом интернационале.

У нас нет ответа Троцкого на клеветнические замечания Кэннона. Кажется, он их проигнорировал. Не имея другой информации из первых рук, он явно предпочел выждать и посмотреть, как будут развиваться события. Было очевидно, что Троцкий, который никогда не составлял поспешного мнения, оставлял за собой право вынести суждение о МРЛ, которой, в конце концов, он ранее открыто восхищался. Троцкий никогда не атаковал МРЛ, как утверждают некоторые сектанты. Фактически, единственное, что существует в записях, – это похвала Троцкого в адрес инициатив МРЛ.

«С того времени, – объяснял Тэд Грант, – Кэннон стал лелеять глубокую обиду на МРЛ и ее руководство, что будет иметь серьезные последствия в будущем». («История британского троцкизма», с. 63)

Эта обида, превратившаяся в яростную ненависть, видна из того, что позже заявил сам Кэннон:

«Все преступления и ошибки этой прогнившей насквозь фракции Хастона напрямую связаны с ее происхождением как беспринципной клики в 1938 году. Когда я был в Англии чуть позже в том же году, накануне Первого всемирного конгресса, я разоблачил фракцию Ли-Хастона как запятнанную беспринципностью с самого рождения. У меня никогда не было ни капли доверия к ним на протяжении всего их последующего развития, независимо от того, какие тезисы они писали или за которые голосовали в данный момент». (Кэннон, «Выступления перед партией», с. 296-297)

Это подводит итог всему подходу Кэннона. Что касается «лидеров» Четвертого интернационала, то Джеймс Кэннон был, пожалуй, лучшим из них. Однако после смерти Троцкого он видел себя «Лидером»: единственным человеком, имеющим право представлять наследие Троцкого.

Но он не соответствовал этой роли. Кэннон определенно не был теоретиком. Мало того – он фактически гордился этим. «Я обрушивал свою тяжелую руку на любого, кто называл меня теоретиком», – как-то объяснил он. (Кэннон, «Письма и выступления 1940-43», с. 360)

По сути, он был «орговиком» – ограниченным «практиком» с очень базовым пониманием марксизма. Не обладая глубоким пониманием теории, он был неспособен дать серьезные ответы критикам, предпочитая клеймить их самым резким языком и, при необходимости, прибегать к административным мерам, чтобы заставить их замолчать. Он далее подчеркивал свою роль «крутого парня»:

«Когда я вышел, после девяти лет[пребывания], из КП [Коммунистической партии США], я был первоклассным фракционным хулиганом. Если бы не это, как бы я вообще выжил? Все, что я знал, – если кто-то начинал драку, надо дать ему сдачи. Это существование было всем, что я знал».

Это ясно проявилось в дебатах с Шахтманом и оппозицией в СРП в 1939-40 годах, которые Троцкий резко критиковал. Позже Кэннон признал, что Троцкий был прав, а он ошибался:

«Я думаю, Троцкий прав, когда говорит, что в той затяжной борьбе между Кэнноном и Аберном историческая правота на стороне Кэннона. Но это не значит, что я был прав во всем. Нет, я ошибался во многом, включая мои методы и мою нетерпимость и грубость с товарищами, и отталкивание их».

Другими словами, Кэннон вышел прямиком из дурной школы зиновьевщины, которая привычно использовала беспринципные организационные маневры, чтобы заставить оппонентов замолчать, разоблачая и перекрикивая их, вместо того чтобы терпеливо отвечать на их аргументы, как это всегда делали Ленин и Троцкий.

Тот факт, что Учредительная конференция Четвертого интернационала одобрила РСЛ и осудила МРЛ, вскоре оказался ошибкой.

Едва чернила на «Соглашении о мире и единстве» высохли, как в РСЛ – «объединенной» организации – начали появляться трещины. Они переросли в расколы. РСП откололась еще до конца года. Вскоре за ними последовали «левые», создав свою собственную Революционную рабочую лигу (РРЛ). За этим последовал общий распад.

МРЛ написала заявление, в котором объясняла:

«Снова возникла старая ситуация, с той лишь разницей, что она была более хаотичной, чем когда-либо в прошлом. Наше движение продолжало состоять из «генеральных штабов», но без армий».

Кэннон сетовал на этот факт, но так и не был готов признать это. МРЛ, напротив, становилась сильнее.

Как объясняется в отчете МРЛ:

«В этот период МРЛ продолжала свою работу, будучи убежденной, что единственный выход из тупика британского троцкизма – это отвернуться от старого духа клик и мелкобуржуазной среды и привлечь новых рабочих для укрепления рядов движения. Без сомнения, мы пострадали от осуждения МС [Международного секретариата]. Но поскольку у нас была правильная политика и правильное отношение, общая гармония в наших рядах дала нам превосходство в ориентации и организации наших кадров. Начался новый этап в развитии нашего движения».

Интернационал переезжает в Нью-Йорк

Когда в сентябре 1939 года разразилась война, было принято решение перевести штаб-квартиру Четвертого интернационала в Нью-Йорк. Это означало, что СРП фактически руководила организацией во время войны, а Сэм Гордон, послушная марионетка Кэннона, был назначен ее административным секретарем.

С войной и оккупацией Европы Гитлером европейские секции были вынуждены уйти в подполье или прекратили функционировать. Даже там, где им удавалось действовать, их преследовали политическая путаница и разногласия. В реальности контакты между Нью-Йорком и остатками троцкистских групп в Европе практически отсутствовали.

Особые разногласия вызывала Пролетарская военная политика Троцкого, которая встретила широкую оппозицию, причем некоторые секции даже обвиняли Троцкого в «социал-патриотизме».

Это было не второстепенное различие. Пролетарская военная политика была особенно важным вкладом, который Троцкий внес во время начала Второй мировой войны. Это было продолжение политики «революционного пораженчества» Ленина во время Первой мировой войны. Но если политика Ленина была направлена на кадры, то политика Троцкого была нацелена на массы. Троцкий объяснял, что революционерам необходимо адаптировать свою программу к потребностям ситуации и учитывать оборонческие настроения в рабочем классе. В то время как мы выступали против империалистической войны, нам нужно было установить коонтакт с рабочими, которые хотели сражаться с Гитлером.

Рабочий класс не мог доверять капиталистам. Они не были пацифистами и нуждались в своей собственной революционной военной программе, идея которой заключалась в том, чтобы рабочие взяли власть и вели революционную войну против фашизма.

Но многие секции Четвертого интернационала были заражены сектантством, пережитком более раннего периода.

Британский РСЛ – официальная секция, не будем забывать, Четвертого интернационала – выступал против этой политики в открытую, в то время как бельгийская секция удалила все упоминания о ней в своей версии манифеста 1940 года, составленного Троцким. У французов также были свои «оговорки», как и у Европейского секретариата, которым руководил Марсель Ик, а после его ареста – Раптис (Мишель Пабло). Как видно, эта оппозиция данной политике – отражающая сектантские тенденции – достигла самых верхов Четвертого интернационала.

Одно из обращений в МС от «AM», который был либо французом, либо бельгийцем, имело заголовок: «По вопросу о Пролетарской военной политике: неужели Старик убил троцкизм?» В нем Троцкого обвиняли в «чистом и простом шовинизме». Далее в том же духе: «Мы должны открыто и честно поставить вопрос: можем ли мы продолжать носить имя «троцкистов», когда лидер Четвертого интернационала втянул его в грязь социал-шовинизма?»

Это дает некоторое представление о полной путанице, царившей в то время в рядах Четвертого интернационала.

Распад РСЛ

К моменту смерти Троцкого в августе 1940 года Революционная социалистическая лига (РСЛ) находилась в плачевном состоянии. В том же году Чрезвычайная конференция Четвертого интернационала с сожалением констатировала «тот факт, что вне рядов нашей официальной секции в Великобритании существует не менее четырех групп, претендующих на принадлежность к Четвертому интернационалу». В приступе оптимизма в резолюции утверждалось: «Чрезвычайная конференция Четвертого интернационала приветствует грядущее объединение британской секции». (Documents of the Fourth International, p.359)

Проблема заключалась в том, что РСЛ была сектантской группировкой. Она отвергала Пролетарскую военную политику Троцкого, а ее энтристская работа в Лейбористской партии превратилась в настоящий фетиш, в то время как внутренняя жизнь в самой партии замерла. Деятельность РСЛ свелась в основном к внутренним дискуссиям, что было выражением ее изоляции. Фактически они «ушли в подполье» — хотя этого никто по-настоящему и не заметил.

В отличие от них, товарищи из МРЛ с головой окунулись в работу сразу после начала войны в сентябре 1939 года, адаптировавшись к новой ситуации. На протяжении всего этого периода товарищи из МРЛ вели самую эффективную революционную работу среди всех групп Четвертого интернационала во время войны, с энтузиазмом и самым умелым образом применяя Пролетарскую военную политику. Она эффективно применялась на заводах и в вооруженных силах в масштабах, невиданных больше нигде в мире.

МРЛ была на тот момент самой успешной троцкистской группой в применении метода Троцкого, демонстрируя твердое понимание идей и большую тактическую гибкость. Этот подход был изложен в их документе «Готовясь к власти» (Workers’ International News, Vol. 5, No. 6, 1942), написанном Тэдом Грантом, а также в его ответе РСЛ (в The Unbroken Thread, p.11).

По мере продолжения войны сектантство РСЛ становилось все большим источником смущения для американцев, особенно для Кэннона. Они не только отвергли Пролетарскую военную политику; они даже сделали отказ от этой политики условием членства! К лету 1943 года численность организации сократилась до 23 человек. Она практически перестала существовать. Нужно было что-то делать, но, по мнению Кэннона, это следовало сделать без какого-либо признания того, что МРЛ была права с самого начала. Это было достигнуто путем ряда маневров.

Уже в июне 1942 года международное руководство написало РСЛ, призвав их обсудить слияние с МРЛ. Хотя РСЛ отвергла слияние, она согласилась на серию политических дебатов. Но эти дебаты лишь углубили разногласия.

МС стремился разрешить проблему организационными методами. Таким образом, они начали сотрудничать с Джерри Хили, который и сам давно питал обиду на руководство МРЛ в лице Гранта и Хастона.

Джерри Хили

Хили был одним из основателей МРЛ. Он обладал определенными организаторскими способностями и энергией, но явно был неустойчивым элементом. Он был склонен легкомысленно выходить из организации в качестве средства шантажа руководства. Несмотря на его ультиматумы и стычки с товарищами, его каждый раз принимали обратно в надежде, что его организаторский талант можно как-то использовать.

Затем на заседании Центрального комитета в феврале 1943 года Хили снова подал в отставку, заявив, что вступает в Независимую лейбористскую партию (НЛП), так как невозможно «продолжать дальнейшую работу с Дж. Хастоном, Ли и Грантом». После этого ухода он был единогласно исключен Центральным комитетом.

Позже его снова приняли, но, учитывая его прежние заслуги, ему не позволили занимать никаких ответственных постов. Это лишь усилило обиду, которую он питал к руководству. В результате он принялся за работу по созданию фракции внутри МРЛ от имени МС и Кэннона, с которыми он вышел на связь в 1943 году.

В условиях распада РСЛ, МС был вынужден вмешаться и воссоздать РСЛ путем фарсового «брака по принуждению» между различными осколками. После этого «переговоры» с МРЛ привели к соглашению о создании Революционной коммунистической партии (РКП) в марте 1944 года.

На деле, учитывая состояние РСЛ, слияние представляло собой полное поглощение со стороны МРЛ. Это отразилось в составе делегатов Учредительного съезда РКП в 1944 году: в то время как у МРЛ было 52 делегата, у РСЛ было 17 делегатов, состоявших из нескольких элементов.

Затем через несколько месяцев после слияния международное руководство начало кампанию по дискредитации нового руководства РКП. В международном бюллетене Социалистической рабочей партии (СРП) (июнь 1944 года) появился отчет об Учредительном съезде РКП, который содержал ошибки, искажения, клевету и безосновательную критику в адрес британского руководства, обвиняя его в «националистических наклонностях».

«Естественно, — говорилось в отчете, — руководство переносит в РКП все положительные, а также отрицательные черты, которые были присущи ему в МРЛ».

Лидеры РКП оперативно отреагировали, чтобы ответить на этот враждебный «отчет». Они направили лидерам СРП резкий ответ, который разбирал клевету кирпичик за кирпичиком.

В письме также осуждались нечестные методы, используемые руководством СРП, которые лишь сеяли недоверие внутри Интернационала.

Ответ РКП заканчивался следующими словами:

«Завершая это письмо позвольте сказать, что мы не получили удовольствия от его написания. С величайшей неохотой мы отвлеклись от более насущных политических задач. Если тон покажется некоторым товарищам более резким, чем это необходимо в данных обстоятельствах, скажем прямо, мы намеренно его смягчили. Мы хотим минимизировать, а не усугублять ситуацию. Ответственность за конфликт лежит полностью лежит на плечах Стюарта [Сэма Гордона] и его ближайших друзьях. Мы хотим лояльного международного сотрудничества с СРП и ее руководством, с которым у нас есть политическое согласие по всем нерешенным вопросам. Однако мы возражаем против того, чтобы американское руководство или его часть имели [организационную] фракцию или клику, разжигающую распри в британской секции. Это международный метод Зиновьева, а не Троцкого». (Выделение в оригинале)

Письмо было подписано от имени Политического бюро РКП и датировано январем 1945 года.

Несомненно, письмо РКП было воспринято Кэнноном как оскорбление, и он теперь был более чем когда-либо полон решимости сокрушить «нелояльное» британское руководство любыми средствами.

Морроу и Голдман

В связи с отказом международного руководства, особенно лидеров СРП, признавать реальность, к концу 1943 года начала формироваться оппозиция вокруг Альберта Голдмана и Феликса Морроу, двух ведущих членов СРП.

Морроу и Голдман возражали против утверждения лидеров СРП, что буржуазная демократия после войны исключена.

На пленуме СРП в октябре 1943 года резолюция большинства гласила: «Европа, сегодня порабощенная нацистами, завтра будет захвачена не менее хищническим англо-американским империализмом», который навяжет «военные монархо-клерикальные диктатуры под опекой и гегемонией англо-американского крупного бизнеса».

Далее в ней говорилось: «С точки зрения Рузвельта-Черчилля выбор стоит между правительством типа франкистского и призраком социалистической революции». (Четвертый интернационал, Vol.4 No.11, December 1943).

Более поздняя резолюция, принятая Шестым съездом СРП в ноябре 1944 года, поясняла:

«Буржуазная демократия, которая расцвела с подъемом и экспансией капитализма и со смягчением классовых конфликтов, которые создали основу для сотрудничества между классами в передовых капиталистических странах, сегодня в Европе изжила себя. Европейский капитализм, в агонии, разрывается непримиримой и кровавой классовой борьбой. Англо-американские империалисты понимают, что демократия сегодня несовместима с дальнейшим существованием капиталистической эксплуатации». (Четвертый интернационал, Vol. 5 No. 11, December 1944).

В противовес этому Морроу и Голдман утверждали, что буржуазия может использовать буржуазно-демократические методы для срыва европейской революции. Они также считали, что, учитывая успехи Красной Армии, сталинизм усилится, а не ослабнет, как утверждали лидеры СРП. Кроме того, они полагали, что Четвертый интернационал должен энергично бороться за демократические и переходные требования.

Морроу и Голдман были правы как в требовании изменения перспектив 1938 года, так и в своей критике лидеров СРП. Тем не менее, они явно нащупывали путь, пытаясь представить альтернативу.

Учитывая слабость сил троцкизма, Морроу и Голдман в конечном итоге пришли к выводу, что троцкистские группы должны войти в массовые организации. Однако внутри этих организаций не было брожения или развития массовых оппозиционных течений, и поэтому не было основы для такого подхода.

Какими бы ни были недостатки позиции Морроу-Голдмана, они, по крайней мере, пытались переоценить ситуацию, учитывая тот своеобразный, которым развивалась война. Их позиция, несомненно, во многих отношениях указывала в правильном направлении. Проблема, с которой столкнулись Морроу и Голдман, заключалась в том, что они оказались в значительном меньшинстве внутри СРП, партии, где господствовал режимом Кэннона. Если бы в СРП существовал здоровый режим, то их идеи можно было бы обсудить демократически, что создало бы основу для выработки более правильной позиции.

Что несомненно, так это то, что их позиция была в тысячу раз более правильной, чем позиция руководства Кэннона.

Режим Кэннона

Но руководство Кэннона стояло на своем и просто повторяло перспективы намечанные Троцкого 1938 года. Несмотря на изменившиеся условия, они отрицали реальность и зарывали голову в песок. Кэннон даже зашел так далеко, что отрицал окончание Второй мировой войны в 1945 году.

Британская РКП выступила против этой чепухи. Кэннон не мог этого стерпеть и осудил как Морроу/Голдмана, так и РКП.

На заседании Национального комитета СРП 6-7 октября 1945 года Кэннон launched всестороннюю атаку. Кэннон закончил свою речь, отличающуюся язвительным содержанием, следующими словами:

«Вы состоите в блоке и вы уже откровенно стыдитесь этого, но мы разоблачим этот блок и все остальное. И мы будем вести борьбу на международной арене. Выступайте и выстраивайте свой блок. Мы будем работать с теми людьми, которые верят в те же принципы, ту же программу и методы, что и мы. И мы будем бороться до конца и посмотрим, что произойдет в Интернационале». (Cannon, Writings & Speeches, 1945-47, pp.181-183)

В конечном итоге, столкнувшись с постоянными преследованиями и запугиваниями, Голдман был вынужден уйти, а Морроу был исключен из СРП в 1946 году.

Именно на этом же заседании, где он атаковал РКП, Кэннон признался, что был последователем Зиновьева в течение девяти лет, когда находился в руководстве Американской коммунистической партии. «Я, как и любой другой лидер американской партии в те дни, можно сказать, был зиновьевцем», — признался он. Это была очень плохая школа, и уроки, которые он там усвоил, остались с ним до конца.

Методы, практиковавшиеся в СРП, разительно контрастировали с демократическим режимом, действовавшим в британской секции. Внутри РКП те, кто боролся за переоценку ситуации в Британии, составляли подавляющее большинство. Они принадлежали к партии, которая поощряла развитие таких идей, свободных от любых бюрократических препонов и клеветы о «скептицизме».

Новаторский анализ

Единственной секцией Интернационала, которая смогла правильно переоценить изменившуюся ситуацию, была Революционная коммунистическая партия (РКП). Тед Грант объяснил, что ситуация полностью отличалась от той, что была обрисована в 1940 году. Новая ситуация породила непредвиденные и сложные теоретические проблемы, на которые необходимо было дать ответ. Новаторский анализ Теда был изложен в работе «Измененное соотношение сил в Европе и роль Четвертого Интернационала» и одобрен Центральным комитетом РКП в марте 1945 года.

Эта перспектива объясняла, что политическая предпосылка для относительной стабилизации политической ситуации в тот момент была возможной в Западной Европе. Революционная волна, которую Троцкий правильно предсказал, была предана сталинскими и социал-демократическими лидерами.

В Италии и Франции они вошли в буржуазные правительства, чтобы спасти капитализм. Силы Четвертого Интернационала, к сожалению, были слишком слабы, чтобы бросить этому вызов. Это предательство затем легло в основу того, что Тед Грант назвал «контрреволюцией в “демократической” форме».

Он писал:

«Социал-демократия спасла капитализм после прошлой войны. Сегодня на службе у капитала находятся два предательских “интернационала” – сталинизм и социал-демократия.

[…]

Задача англо-американского империализма по наведению “порядка” в Европе, установлению господства капитала, принимает форму сложных и ловких маневров. Оглушить массы на этом этапе будет сложно, и будет необходимо обманывать их панацеями “прогресса”, “реформ”, “демократии” в противовес ужасам тоталитарного правления».

По вопросу о судьбе Советского Союза он утверждал, что учитывая усталость от войны, особенно в Европе, восхищение и поддержку Красной Армии, симпатию и горячую поддержку Советского Союза, вместе взятые, это сделало бы крайне трудным, если не полностью невозможным, для союзников развязать нападение на Советский Союз в непосредственный послевоенный период.

Тед развил эти идеи в работе «Характер европейской революции», опубликованной в октябре 1945 года:

«”Демократическая” фаза в Европе станет результатом не объективной необходимости фазы демократической революции, а предательства старых рабочих организаций… Лишь слабость революционной партии и контрреволюционная роль сталинизма дали капитализму передышку. Видя, что править методами фашистской или военной диктатуры практически невозможно, буржуазия подготовилась переключиться, на время, на буржуазно-демократическое манипулирование через своих сталинско-реформистских агентов. Это представляет собой не демократическую революцию, а, наоборот, превентивную, демократическую контрреволюцию против пролетариата».

Это позволило им распознать и понять важные изменения, которые готовились. С самого начала 1945 года у РКП возникли фундаментальные политические разногласия с международным руководством, которое оказалось неспособным понять новое соотношение сил и необходимость перевооружить движение новой перспективой.

Цепляние за старую позицию

Утверждение о том, что буржуазная демократия в Европе невозможна, не ограничивалось Социалистической рабочей партией (СРП). В феврале 1944 года Европейская конференция, проходившая во Франции с участием групп, действующих во Франции, Бельгии, Греции и Испании, также приняла документ, одобряющий линию СРП в отношении их перспектив для Европы.

Конечно, одна ошибка, если ее исправить, — это не трагедия. Однако ошибка, если ее не исправить, ведет к другой и еще одной. Ошибки тогда могут стать тенденцией.

И это то, что произошло. Кэннон утверждал, что закончился лишь первый «этап» войны, и что второй этап – Третья мировая война – активно готовится империалистами. Он немедленно начал бить в барабан о неминуемой империалистической войне против Советского Союза.

Эта линия неминуемой войны против Советского Союза затем постоянно повторялась все громче на протяжении всего этого периода.

Эта позиция также логически вытекала из их ложного взгляда, что Советский Союз вышел из войны ослабленным. На самом же деле, сталинизм вышел из войны значительно усилившимся как в военном отношении, так и с точки зрения авторитета Советского Союза среди широких масс по всему миру.

Как писал Тед Грант в марте 1945 года: «Безусловно, величайшим событием мирового значения стало превращение России, впервые в истории, в величайшую военную державу в Европе и Азии».

Но лидеры СРП зашли еще дальше в своей ошибке. Учитывая так называемую слабость сталинизма, как они ее видели, они утверждали, что капитализм может быть восстановлен в Советском Союзе даже без необходимости военной интервенции, «просто посредствам комбинированного экономического, политического и дипломатического давления и угроз со стороны американского и британского империализма». (Цитируется по внутреннему бюллетеню РКП от 12 августа 1946 года).

Одна нелепая ошибка просто вела к другой.

Экономические перспективы

Эти «лидеры» затем отрицали любую возможность экономического восстановления в Европе.

Эр Фрэнк (Берт Кокран) открыл 12ого ноября 1946 года Национальный съезд СРП словами:

«В нынешних условиях возрождение и реконструкция Европы будут происходить очень медленными темпами; их достижения будут весьма слабыми; они не достигнут даже довоенных уровней; под американской опекой европейская экономика обречена на стагнацию и упадок». (Четвертый Интернационал, Том 8, №1, январь 1947)

В действительности же экономическое восстановление явно начиналось.

В сентябре 1947 года Эрнест Мандель, «главный экономист» Интернационала, выступил в поддержку меньшинства во главе с Хили и против большинства РКП заявиви, что «необходимо прямо сейчас отказаться от всяких манипуляций с бумом, которого не существовало и который британский капитализм никогда больше не испытает».

Затем Мандель написал:

«Если бы товарищи из большинства РКП относились к своему собственному определению серьезно, они бы логически пришли к выводу, что мы сталкиваемся с «бумом» во ВСЕЙ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ ЕВРОПЕ, потому что во всех этих странах производство «расширяется»». (Э. Жермен, От азбуки к современному прочтению: бум, возрождение или кризис? Во внутреннем бюллетене РКП, сентябрь 1947, выделение в оригинале.)

Подобные аргументы были простым повторением доводов сталинистов времен Третьего периода, выдвигавших бессмыслицу о «последнем кризисе капитализма».

В апреле 1946 года в Париже была организована Международная предварительная конференция, на которой были представлены 15 групп. Среди них были Хастон от большинства РКП, а также Хили и Гофф от меньшинства.

В проекте резолюции Международного секретариата (МС) для Предварительной конференции, поддержанный меньшинством Хили в Британии, говорилось:

«Возрождение экономической активности в капиталистических странах, ослабленных войной, и в частности в странах континентальной Европы, будет характеризоваться особенно медленными темпами, которые будут удерживать их экономику на уровнях, граничащих со стагнацией и спадом».

По сути, их позиция заключалась в том, что существует потолок производства 1938 года, но он вскоре был превзойден, поскольку уровни производства все росли и росли.

Резолюция повторяла все ошибки своих предыдущих проектов и поддерживала позицию американской СРП. В ней подчеркивалось, что периода буржуазной демократии не будет, а будет только бонапартизм, бум исключался, и что Россия в ближайшем будущем могла столкнуться с контрреволюцией даже мирными дипломатическими средствами.

Только большинство РКП выступало против этой бессмыслицы. Вместо того чтобы столкнуться с кризисом перепроизводства, капитализм на самом деле переживал обратное: кризис недопроизводства. Следовательно, циклический подъем был неизбежен. В своей поправке к международной резолюции принятой перед конференцией, РКП разъясняла:

«Все факторы в европейском и мировом масштабе указывают на то, что экономическая активность в Западной Европе в следующий период — это не «стагнация и спад», а оживление и бум».

Все поправки РКП по всем этим вопросам, пытавшиеся скорректировать позицию МС, были подавляющим большинством отвергнуты.

Военные диктатуры

Неизбежно, эти ложные идеи и перспективы, предлагаемые МС, оказывали дезориентирующее и пагубное воздействие на слабые европейские секции Интернационала. Например, французская секция, веря, что буржуазная демократия неустойчива, отказалась выходить из подполья в течение целого периода после прибытия войск союзников, опасаясь репрессий. Пьер Франк, который втерся обратно в движение и стал лидером Партии коммунистов интернационалистов, настолько увлекся этой теорией, что заявил, что не только Франция в 1946 году находилась под бонапартистским военным правлением, но и была под таким правлением с 1934 года!

Франк, также ставший членом МС, утверждал, что идея «демократической контрреволюции» является «бессодержательным выражением».

В работе «Демократия или бонапартизм в Европе – Ответ Пьеру Франку» (август 1946) Тед Грант ответил ему, заявив, что Франку «тогда было бы трудно объяснить, чем была Веймарская республика, организованная социал-демократией в Германии». Затем он полностью разбил аргументы Франка по пунктам. «События продемонстрировали правильность этого анализа. Вместо того чтобы честно признать ошибку в перспективах, Франк идет против реальности и пытается превратить ошибку в добродетель».

Тед указал: «Заявление МС, сделанное в 1940 году, было неверным. Мы сделали ту же ошибку. При тех обстоятельствах это было простительно. Но повторять в 1946 году ошибку, которая стала очевидной уже к 1943 году, непростительно». (Наше выделение).

Этот вклад Теда Гранта был одной из ключевых работ, которые провели черту между методом и подходом подлинного марксизма и мелкобуржуазным эклектическим мировоззрением Международного секретариата.

Пьер Франк

Важно понять его политическое прошлое и отношение Троцкого к этой личности. В конце 1935 года Молинье и Франк порвали с троцкистским движением и основали свою так называемую массовую газету. В письме от 3 декабря 1935 года Троцкий писал:

«В позиции Молинье и Франка нет другого политического содержания. Они капитулируют перед социал-патриотической волной. Все остальное — лишь фразы, не имеющие ценности в глазах серьезного марксиста…

Открытый и честный разрыв был бы в сто раз лучше, чем двусмысленные уступки тем, кто капитулирует перед патриотической волной». (Кризис французской секции, с.103)

Вновь, в письме от 4 декабря 1935 года, Троцкий недвусмысленно осудил Пьера Франка за «отречение от принципов». Он писал:

«Мы последовательно боролись против Пьера Франков в Германии и в Испании, против скептиков и против авантюристов, которые хотели творить чудеса (и ломали себе шею в процессе)». (Кризис французской секции, с.106-7)

Троцкий настаивал на исключении Пьера Франка, предупреждая, что его не следует принимать обратно в ряды Оппозиции. Однако после войны в Британии Франк поддержал Хили в РКП, а затем вернулся во Францию. Он воссоединился со своей группой, ПКИ. Он стал делегатом на конференции 1946 года и смог избраться в МС. Таким образом, он проник обратно в Четвертый Интернационал, несмотря на серьезные возражения Троцкого.

Дипломатическая сделка Пабло

Позиция Кэннона к недавно сформированному МС в Европе заключалась в том, что оно не должно было вмешиваться в американские дела. Он хотел, чтобы американцы могли свободно решать свои собственные дела без внешнего вмешательства.

Как позже объяснил сам Кэннон:

«Наши отношения с руководством в Европе в то время были отношениями самого тесного сотрудничества и поддержки. Между нами было общее согласие. Это были неизвестные люди в нашей партии. Никто о них никогда не слышал. Мы помогали популяризировать отдельных лидеров, рекомендовали их нашим членам партии и помогли поднять их престиж. Мы делали это, во-первых, потому что у нас было общее согласие, и во-вторых, потому что мы понимали, что им нужна наша поддержка. Им еще предстояло завоевать авторитет не только здесь, но и во всем мире. И то, что СРП поддерживала их по всем пунктам, значительно укрепляло их позиции и помогало им выполнять их великую работу».

Затем он добавил: «Мы зашли так далеко, что замалчивали многие наши разногласия с ними…» (Кэннон, Выступления перед партией, с.73)

Поэтому неудивительно, что Кэннон теперь хвалил новоизбранного секретаря Интернационала, Мишеля Пабло, как воплощение этого духа. «Он плодовитый писатель, я полагаю», — заявил Кэннон. «Но мы не получаем от него никаких личных указаний. Он не пишет никаких личных писем с критикой СРП или похвалой, или указывающих, что ей делать».

Мишель Пабло был избран секретарем воссозданного МС на Международной предварительной конференции 1946 года при поддержке СРП. После этого Пабло должен был стать человеком Кэннона в Европе. Это было закреплено после поездки Пабло в Нью-Йорк в начале 1947 года.

Пабло сопровождал Сэм Гордон, агент СРП в Европе. Нет сомнений в том, что причиной была «дипломатия», и неудивительно, что Пабло был скрытен по поводу этой поездки. Она послужила укреплению отношений между МС в Париже и Кэнноном в Нью-Йорке. Теперь они шли в ногу по дороге, которая должна была привести к полной катастрофе Четвертого Интернационала.

В начале февраля 1947 года Кэннон написал Национальному комитету СРП, что «СРП не потерпит больше никаких ребячеств с дисциплиной, и что маневры по объединению [с Рабочей партией Шахтмана] решительно отвергнуты и исключены на будущее…». Затем он перешел к описанию визита Пабло:

«Как вы знаете, у нас были в гостях Тед [Сэм Гордон] и Гейб [Мишель Пабло]. Вместе с ними мы обсудили и подготовили некоторые новые шаги, предназначенные положить конец всей двусмысленности и вывести все вопросы во главу угла и прийти к определенному решению в связи с мировым конгрессом, который теперь определенно запланирован на осень…

Информация, предоставленная нам Гейбом [Пабло] и Тэдом [Гордоном], ясно дала понять, что подлинная ортодоксальная марксистская тенденция обеспечена твердым большинством на конгрессе по всем спорным вопросам. Предыдущий опыт и обсуждение подготовили эту победу подлинного троцкизма в мировом движении».

Затем Кэннон изложил закон в своих обычных выражениях:

«Те, кто принимает решения Конгресса и обязуется проводить их на практике, могут остаться в организации. Те, кто отказывается принять решения, подлежат автоматическому исключению. Любой, кто «примет» решения с пренебрежением, а затем приступит к их нарушению, должны быть исключены». (Кэннон, Труды 1945-47, с.323-324)

«Новые шаги», о которых упоминал Кэннон, явно были мерами по изгнанию любой оппозиции («мартышкин труд») и были частью сделки, направленной на международном уровне против большинства РКП. Используемая тактика заключалась в расколе РКП и признание двух секций в Британии: большинства во главе с Хастоном и Грантом, и меньшинства во главе с Хили. Те же методы использовались против Демазьера и Крайпо, лидеров оппозиции во Франции.

Руководство РКП в Британии было право по всем фундаментальным вопросам, что для «лидеров» Четвертого, погрязших в политике престижа, оказалось невыносимым. Британскую «проблему» нужно было срочно решить. По этой причине, начиная с 1945 года, Кэннон, Пабло, Мандель, Франк и их приспешники сговорились уничтожить РКП, самую дальновидную из всех секций Четвертого Интернационала. Это была партия, чья политическая линия могла бы успешно перевооружить движение и спасти Четвертый Интернационал от разрушения.

Но именно этот факт так называемые лидеры ЧИ не могли переварить. Кэннон, в частности, ненавидел, когда указывали на его неправоту, что имело место по многим вопросам. В письме Хили Кэннон изложил свои взгляды:

«Всю систему Хастона нужно было взорвать, чтобы в Англии могла возникнуть троцкистская организация. Самое печальное, о чем приходится сожалеть по сей день, это то, что признание этой очевидной необходимости так долго откладывалось». (Кэннон — Хили, 5 сентября 1953, там же, с.262)

По его мнению, не только РКП, но и вся оппозиция должна была быть «взорвана». Этот преступный план по уничтожению РКП стал еще более насущным, учитывая, что «лидеры» Четвертого делали все ошибки, которые только можно представить, и даже больше.

Энтризм

Кэннон поддерживал регулярную связь с Хили в Великобритании. По словам самого Хили:

«Члены СРП особенно помогали нам в период с 1943 по 1949 год в борьбе против клики Хастона. Группа, которая составляла большинство английской троцкистской организации, по сути, руководили Хастон, его жена Милдред Хастон и Тед Грант». (Хили, «Проблемы Четвертого интернационала», август 1966, в сб. «Троцкизм против ревизионизма», т.4, стр.298)

Таким образом, Джерри Хили был творением Кэннона, который активизировал свои маневры по созданию «анти-вождистской» фракции внутри РКП, основанной исключительно на искусственных разногласиях. На конференции РКП в 1945 году Хили предложил идею отказа от открытой партии и вхождения в НРП (Независимую рабочую партию). Эту идею в голову Хили вложил Пьер Франк.

Однако после изгнания троцкистов из НРП эта позиция не получила поддержки и была тихо отброшена Хили. Вскоре после этого, с присущей ему легкомысленностью, он набрел на другую идею, а именно – вхождение в Лейбористскую партию. Но условий для энтризма, сформулированных Троцким, явно не существовало. А именно:

1. Предреволюционный или революционный кризис;
2. Брожение в одной из массовых организаций;
3. Кристаллизация левого или центристского течения внутри нее;
4. Возможность быстрой кристаллизации революционной тенденции.

Ни одного из этих условий не существовало. Но это не остановило Хили. Он просто заявил, что такие условия вот-вот быстро разовьются, поскольку Британия стоит на пороге грядущего катастрофического спада. Однако перспективы Хили, повторявшие позицию Международного секретариата (МС), были полностью ложными.

По мнению лидеров РКП, вместо спада существовала «гораздо более стабильная экономическая ситуация для британского капитализма, чем ожидали капиталисты, реформисты или даже троцкисты в качестве непосредственного исхода войны…»

Лейбористское правительство, в отличие от правительства 1929-31 годов, фактически выполняло свою реформистскую программу. Это, в свою очередь, укрепило идеи реформизма и, как следствие, означало, что в обозримом будущем не предвиделось ни массового левого крыла, ни брожения в Лейбористской партии. Из этого следовало, что тактикой, которой следует придерживаться, был не энтризм в Лейбористскую партию, а поднятие знамени открытой революционной партии. Даже Ван Гельдерен, руководитель фракции РКП в Лейбористской партии (небольшая группа товарищей из РКП, работавшая фракцией в Лейбористской партии и следившая за внутренним климатом там), выступал против вхождения.

Тем не менее, лидеры РКП понимали предстоящие трудности. «Неизбежный кризис, однако, не будет немедленным. Он будет отложен на время», — объясняла редакционная статья в теоретическом журнале. «Ориентация и стратегия Революционной коммунистической партии твердо основаны на долгосрочной перспективе кризиса и упадка, но ее глаза также широко открыты для для ближайшего подъема экономики». (Редакционная заметка, Workers’ International News, сентябрь-октябрь 1946)

Для Хили любая проблема, независимо от ее сути, была полезна для атаки — и, по возможности, подрыва — руководства РКП. Разумеется, в этой борьбе международное руководство (и стоящий за ним Кэннон) полностью поддерживало Хили.

В результате заседание Международного исполнительного комитета (МИК) в июне 1946 года приняло резолюцию, в которой призывалось к «концентрации большей части сил РКП внутри Лейбористской партии с целью терпеливого построения организованного левого крыла», и что «РКП должна взвесить практические возможности вхождения в эту партию». Против проголосовал только один человек — делегат РКП.

Как можно видеть, аргументация сменилась с вмешательства в левое крыло на фактическое построение левого крыла. Это произошло именно из-за отсутствия левого крыла в Лейбористской партии. Так родилась ложная идея о том, что задачей троцкистов является построение Левого крыла.

Дабы подлить масла в огонь, Хили начал повторять старые клеветнические измышления Кэннона о том, что старые лидеры МРЛ были виновны в «национальной ограниченности», когда они отказались присоединиться к РСЛ в 1938 году. Таким образом, задачей стало смещение этого «антиинтернационалистского» руководства РКП и создание нового, более лояльного и соответствующего взглядам Интернационала.

Твердя об энтризме и пользуясь полной поддержкой Интернационала, Хили удалось заручиться поддержкой около 25 процентов членов РКП. Но фракционные линии были четко обозначены, и Хили не мог продвинуться дальше. В 1946 и 1947 годах он мог собрать только семь делегатов за полное и немедленное вхождение против двадцати восьми у большинства.

В результате летом 1947 года фракция Хили предложила расколоть партию, чтобы позволить меньшинству проводить свой собственный энтризм. Затем этот вопрос был поднят на МИК в сентябре, который при полной поддержке МС одобрил предложение Хили.

В течение месяца специальная конференция РКП приняла это решение [Международного руководства], выразив протест. «Новые шаги» Кэннона увенчались успехом.

Однако Хили понадобилось больше года — до декабря 1948 года — чтобы запустить газету «Социалистическое мировоззрение», которая отстаивала мягкую лево-реформистскую политику в попытке «построить левое крыло» (лейбористской партии), политику, которая станет известна как «глубокий энтризм».

Второй Всемирный Конгресс

Второй Всемирный конгресс состоялся в Бельгии в апреле 1948 года с делегатами из 19 стран. Вновь руководство выдвинуло в корне неверную перспективу экономического спада, фашизма и мировой войны. Согласно основной резолюции:

«При отсутствии революционной ситуации обострившийся кризис капитализма грозит вновь привести к фашизму и к войне, которая на этот раз поставит под угрозу существование и будущее всего человечества». (Мировое положение и задачи Четвертого интернационала, Резолюция, принятая Вторым конгрессом Четвертого интернационала — Париж, апрель 1948,)

Эта перспектива атомной войны и фашизма была типична для Кэннона, Пабло, Манделя и Франка. Видение 1938 года, но еще более апокалиптическое, должно было сохраняться любой ценой. Опыт мировой войны и ее исход были для этих людей китайской грамотой.

Другой огромной путаницей, которую эти так называемые великие «теоретики» создавали, был вопрос, связанный с Восточной Европой и процессами, разворачивавшимися там.

После побед Красной Армии сталинисты установили дружественные режимы, называемые «народными демократиями», в так называемых «буферных государствах». Они поставили своих марионеток под жесткий контроль этих правительств. В то время как Четвертый интернационал по-прежнему защищал Советский Союз как деформированное рабочее государство, был поднят вопрос: каков был классовый характер буферных государств?

Еще в марте 1945 года Тед Грант объяснил, что на этих территориях Сталин сохранил капитализм. Но учитывая нестабильность, был возможен и другой вариант. Он выдвинул перспективу, что по мере развития событий либо сохранение капитализма в Восточной Европе приведет к реставрации капитализма в России, «либо бюрократия будет вынуждена, против своей воли и рискуя вызвать противодействие со стороны своих нынешних империалистических союзников, национализировать промышленность в постоянно оккупированных странах, действуя сверху и, если возможно, без участия масс».

Лидеры РКП заново обсудили вопрос о классовой природе России после войны. Они даже рассмотрели теорию бюрократического коллективизма, выдвинутую Шахтманом, согласно которой бюрократия превратилась в новый правящий класс. Однако после тщательного рассмотрения это предложение было отвергнуто. Советский Союз по-прежнему оставался чудовищно деформированным рабочим государством.

Естественно, «руководство» Четвертого интернационала не понимало, что происходит в Восточной Европе. Сначала они просто назвали их капиталистическими государствами. Прогноз РКП о том, что эти государства могут стать деформированными рабочими государствами, был высмеян МС.

Кэннон годами позже искажал то, что говорили товарищи из РКП. В письме Фарреллу Доббсу в начале 1953 года Кэннон пишет:

«Вскоре после войны банда Хастона оказалась очарована экспансией сталинизма и увидела в ней „волну будущего“.

Они удостоили почетного звания „рабочих государств“ каждую полоску территории, оккупированную Красной Армией, в момент этой оккупации».

Описание позиции РКП Кэнноном, как обычно, было полным искажением. РКП никогда не утверждала, что вступление Красной Армии в Восточную Европу превратило эти оккупированные страны в рабочие государства.

РКП, напротив, утверждала, что «народные демократии» продолжали оставаться капиталистическими режимами. У Сталина изначально не было намерения экспроприировать капиталистов. Он приказал коммунистическим партиям войти в коалиционные правительства вместе с буржуазными партиями. Но на самом деле это были коалиции не с буржуазией, которая бежала вместе с нацистскими оккупантами. Это были коалиции с «тенями буржуазии». Реальная власть принадлежала сталинистам и Красной Армии. Этот неустойчивый союз длился недолго.

Когда американские империалисты начали вводить план Маршалла, чтобы помочь восстановить старый порядок вещей и придать смысл «теням», сталинисты были вынуждены действовать. Это означало опору на массы для проведения экспроприации капитализма, но бюрократическим образом и установления режимов по образцу в Москве.

Но Интернационал воспринял этот факт прохладно. Вместо этого Мандель иронически спросил Шахтмана: «Неужели [он] действительно думает, что сталинистская бюрократия сумела свергнуть капитализм на половине нашего континента?» (Четвертый интернационал, февраль 1947)

Иронический тон вопроса предполагает ответ, который Мандель и другие лидеры Четвертого уже приняли: такой вывод абсолютно исключен. Проект тезисов МС для Второго всемирного конгресса в апреле 1948 года продолжал подчеркивать капиталистический характер «буферных государств»:

«Капиталистический характер производственных отношений стран „буферной зоны“ и фундаментальные различия между их экономикой и экономикой России, даже во времена НЭПа, можно отчетливо разглядеть». («Русский вопрос сегодня – сталинизм и Четвертый интернационал» – ноябрь-декабрь 1947)

Тезисы затем загнали Интернационал в угол, исключая любое изменение классовой природы этих режимов:

«Отрицать капиталистический характер этих стран означает принимать, в какой бы то ни было форме, эту сталинистскую ревизионистскую теорию, означает серьезно рассматривать историческую возможность уничтожения капитализма посредством „террора сверху“ без революционного вмешательства масс».

Далее в них говорилось:

«Тот факт, что капитализм все еще существует в этих странах бок о бок с эксплуатацией со стороны сталинистской бюрократии, должен фундаментально определять нашу стратегию. Капиталистический характер этих стран налагает необходимость строжайшего революционного пораженчества во время войны».

Грубость этих строк ясно указывает на бесплодность схематичного и абстрактного подхода, который стремится навязать реальности предвзятые представления без какой-либо ссылки на реальное положение дел.

Это находится в разительном противоречии с диалектическим методом, использованным Троцким, когда он анализировал поведение сталинистов в Польше и правильно заключил, что действительно возможно для сталинистов ввести новые отношения собственности, в соответствии с национализированной экономикой Советского Союза, но без какого-либо демократического участия рабочего класса.

Как обычно, в этой резолюции Мандель и Пабло попытались подстраховаться, заявив, что «Не исключено, что определенное соотношение сил может сделать необходимой реальную структурную ассимиляцию той или иной страны в „буферной зоне“» — таким образом, умудрившись усидеть на двух стульях.

Но чтобы еще больше запутать дело, добавлялось, что тенденция, однако, определенно не в этом направлении, что частный сектор не «ориентирован» таким образом и что сталинистская бюрократия создает «новые и мощные препятствия» для такой возможности.

В полную противоположность этой запутанной модели, британские товарищи предложили образец ясности и политической последовательности. Хастон представил поправки РКП ко Всемирному конгрессу 1948 года, которые были объединены в следующий сводный документ:

«… экономики этих стран [буферных государств] приводятся в соответствие с экономикой Советского Союза (a) Базовый переворот в капиталистических отношениях собственности уже завершен или находится в процессе завершения (b) Капиталистический контроль над правительством и аппаратом государства был уничтожен или находится в процессе уничтожения (c) Этот процесс ассимиляции является необходимым и неизбежным продуктом классового характера русской экономики, и преобладание русского государства является доминирующей военной силой в существующих отношениях…» («Поправки РКП к тезисам о России и Восточной Европе», которые так и не были опубликованы СРП).

Как и следовало ожидать, это предложение было отвергнуто подавляющим большинством голосов.

Седьмой пленум МИК в апреле 1949 года, двенадцать месяцев спустя после пражского переворота, упрямо отказывался признать, что капитализм был упразднен в Восточной Европе, а рассматривал «буферные государства» как буржуазные государства «особого типа». По неизменному выражению Пьера Франка, «нечто вроде «деформированных буржуазных государств“».

Их подход, напоминающий игры в прятки, к классовой природе буферных государств был определен как «уникальный тип гибридного переходного общества в процессе трансформации, с чертами, которые пока еще настолько изменчивы и лишены точности, что крайне трудно резюмировать его фундаментальную природу в сжатой формуле». (Резолюция 7-го пленума)

Макс Штейн в своем докладе Политическому комитету СРП в июле 1949 года, посвященном резолюции МИК по Восточной Европе, будучи вынужденным признать произошедшие национализации, все же отвергал взгляды РКП, говоря, что он «не рассматривает позицию британской РКП, которая не представляет собой нового фактора в дискуссии, поскольку ее точка зрения уже была представлена Всемирному конгрессу и подавляющим большинством отвергнута им».

Он заключил, раскрыл теоретическое банкротство большинства:

«Вместо того, чтобы делать поспешные выводы относительно социального характера государств Восточной Европы, гораздо лучше подождать дальнейшего развития». (СРП, внутренний бюллетень, том.11, №5, октябрь 1949)

Однако переломный момент наступил с ошеломляющей новостью о разрыве между Тито и Сталиным. Верный себе, Мандель попытался повысить свой «теоретический» статус, написав длинный документ о классовой природе Югославии и «буферных государств». Он был опубликован в октябре 1949 года во внутреннем бюллетене Интернационала.

Он начал с того, что мы должны смотреть на факты, а затем продолжил игнорировать все известные факты и повторил ложную позицию о том, что «буферные государства» являются капиталистическими государствами, но в «переходном состоянии». Эти бесконечные оговорки поверх оговорок типичны для нечестного метода Манделя, сводящегося к непрерывному двойному счетоводству.

Мандель косвенно атаковал РКП, вкладывая слова в их уста и не используя ни одной прямой цитаты. К 1948 году РКП пришла к выводу, что эти режимы являются сталинистскими деформированными рабочими государствами, где капитализм был ликвидирован, но только чтобы быть замененным правлением бюрократической элиты.

Сталинистская бюрократия опиралась на рабочих для экспроприации капитализма, но в собственной бюрократической манере, тщательно устраняя любую возможность демократического рабочего государства, которое было установлено большевиками в России в 1917 году.

В своей спешке отрицать какие-либо прогрессивные заслуги у сталинизма, Мандель настаивал, что сталинизм всегда и неизменно носил контрреволюционный характер и поэтому органически неспособен двигаться в таком направлении:

«Очевидно, гипотеза об уничтожении капитализма не в Эстонии или Румынии или даже Польше, а во всей Европе и большей части Азии, изменила бы наше отношение к сталинизму сверху до низу…

Товарищи, придерживающиеся теории пролетарского характера буферных стран, далеки от того, чтобы в конечном итоге это предвидеть, но это было бы логическим завершением пути, на который они вступили, и заставило бы нас пересмотреть с ног на голову нашу историческую оценку сталинизма. Нам тогда пришлось бы изучить причины, по которым пролетариат оказался неспособен уничтожить капитализм на таких обширных территориях, где бюрократия успешно выполнила эту задачу.

Нам также пришлось бы уточнить, как это уже сделали некоторые товарищи из РКП [?], что исторической миссией пролетариала будет не уничтожение капитализма, а скорее построение социализма, задачу, которую бюрократия по самой своей природе не может решить. Нам тогда пришлось бы отказаться от всей троцкистской аргументации против сталинизма с 1924 года, аргументации, основанную на неминуемом уничтожении СССР империализмом в случае крайне затяжной отсрочки мировой революции». (Международный информационный бюллетень, январь 1950 г.)

Первое слово в предложении — «очевидно» — призвано заранее предвосхитить конечный результат. Если что-то очевидно, нет необходимости предоставлять какое-либо обоснование. Если мы определяем сталинизм как контрреволюционный по самой своей сути, как тогда он может быть способен свергнуть капиталистические отношения собственности в Восточной Европе?

Троцкий много раз объяснял, что могут быть исключительные обстоятельства, в которых даже реформистские политики могут быть вынуждены пойти дальше того, что они намеревались.

В то время как у Сталина изначально, вероятно, не было намерения ликвидировать капитализм в Восточной Европе, его руку вынудили агрессивные действия американского империализма, который пытался использовать план Маршалла в качестве рычага для укрепления буржуазных элементов в коалиционных правительствах таких стран, как Польша и Чехословакия.

Сталин был вынужден действовать, чтобы предотвратить это. Это было не очень сложно. Как сказал Троцкий, чтобы убить тигра, нужно ружье. Но чтобы убить блоху, достаточно ногтей.

Слабая и выродившаяся буржуазия Восточной Европы была легко уничтожена простым маневром, проведенным сверху, это правда, но при активной поддержке рабочих, которые были мобилизованы против буржуазных партий и в поддержку экспроприации капитала.

Естественно, эти методы не имеют ничего общего с классической моделью пролетарской революции, отстаиваемой Марксом, Лениным и Троцким. Она основана на сознательном движении самого рабочего класса снизу.

Здесь мы имеем бонапартистскую карикатуру на пролетарскую революцию, которая намеренно предотвратила возможность того, чтобы сами рабочие взяли власть в государстве и управляли им на демократических началах. Такое развитие событий стало бы смертельной угрозой для Сталина и московской бюрократии. Но установление деформированных рабочих государств, созданных по образцу русского сталинизма, не представляло никакой угрозы. Напротив, это служило укреплению Сталина и бюрократии.

Возникшие режимы, естественно, не имели ничего общего с демократическим рабочим государством, созданным Лениным и Троцким в России в 1917 году. Но это, несомненно, привело к отмене капитализма и установлению национализированной плановой экономики. В этом смысле — и только в этом смысле — это представляло собой выполнение одной из фундаментальных задач пролетарской революции.

Несмотря на искажения Манделя, то, что произошло в Восточной Европе, было полностью объяснимо с использованием марксистского метода, как это сделал Тед Грант.

Мандель не мог взглянуть фактам в лицо, потому что они входили в вопиющем противоречии с его предвзятыми идеями. Для него признать, что капитализм был свергнут в Восточной Европе, было равносильно признанию возможности того, что сталинисты могут играть «революционную» роль.

Для марксистов элементарно, что подлинный социализм может быть достигнут только через сознательное движение рабочего класса. Но революции, осуществленные в Восточной Европе, не были подлинными пролетарскими революциями, а были бюрократическими карикатурами, созданными сверху сталинистской бюрократией, хотя и при поддержке миллионов рабочих, которые с энтузиазмом приветствовали экспроприацию боссов.

Такие методы никогда не могли привести к здоровому рабочему государству, и РКП никогда не утверждала, что они могут. То, что получилось, было чудовищной бюрократической карикатурой на «социализм» — другими словами, именно деформированным рабочим государством, как в сталинистской России.

Диалектический метод Троцкого оставался для Манделя за семью печатями для и других «лидеров» Четвертого интернационала. Исходя из серии абстрактных концепций, они были неспособны понять реальные конкретные явления и процессы, разворачивавшиеся у них перед глазами.

Истина, как много раз объяснял Ленин, конкретна. Вы должны исходить из фактов, а не пытаться втиснуть реальность в предвзятую теорию, как указывал Троцкий:

«Нет ничего опаснее, однако, чем отбрасывать ради логической завершенности элементы, которые сегодня нарушают вашу схему, а завтра могут полностью опрокинуть ее». (Преданная революция, Глава 9, Социальные отношения в Советском Союзе)

Это был не второстепенный вопрос, а касавшийся самого краеугольного камня пролетарской революции и фундаментального вопроса марксистской теории, а именно классовой природы государства. Это был кислотный тест.

Крайне поучительно сравнить позицию Интернационала с позицией, принятой РКП в 1948 году, во время Второго всемирного конгресса в апреле.

Тед Грант объяснил, что в отношении Восточной Европы «мы пришли к выводу, что то, что мы имели там, было формой пролетарского бонапартизма». События в Чехословакии в феврале 1948 года подтвердили происходящие процессы. В статье, опубликованной в апрельском номере Социалистического призыва о «пражском перевороте», Тед объяснил, что правительство, в котором доминируют сталинисты, опираясь на рабочий класс через «комитеты действия», провело меры по широкой национализации ключевых секторов экономики и что «экономическая основа для рабочего государства была достигнута».

Однако Тед объяснил, что «для того, чтобы государство действовало в интересах рабочего класса, самой по себе экспроприации капиталистов недостаточно. Демократический контроль над государственным аппаратом является необходимой предпосылкой для продвижения к коммунистическому обществу. Все великие марксисты подчеркивали это». Затем он изложил четыре пункта Ленина для рабочей демократии, смоделированные на Парижской коммуне и установленных Русской революцией 1917 года.

По этому вопросу «лидеры» Четвертого интернационала хранили молчание, отказываясь, как обычно, признать то, что происходило у них перед носом. Для них Чехословакия и остальная Восточная Европа оставались капиталистическими государствами.

Макс Шахтман, который, если уж на то пошло, явно обладал чувством юмора, заметил:

«В то время как британцы приветствовали (пражский) переворот как победу рабочего класса, остальная официальная троцкистская пресса приветствовала его как победу буржуазии, которая, с непростительной извращенностью, праздновала свой триумф, выбрасываясь из высоких окон на тротуар или будучи выброшенной из них».

Только в июле 1951 года, целых три года спустя, чтобы Мандель и компания неохотно признали, что Восточная Европа перестала быть капиталистической.

Конфликт Сталина и Тито

Еще более поразительным примером этого метода стала скандальная позиция, занятая этими «лидерами» в отношении событий в Югославии, которые привели к конфликту Сталина и Тито в июне 1948 года.

28 июня 1948 года гром среди ясного неба прозвучал с публикацией экстраординарного коммюнике «Коммунистического информационного бюро» (Коминформ) — организации, созданной Москвой для замены распущенного в 1943 году Коммунистического Интернационала.

Коммюнике, выпущенное по инициативе русских, объявляло об исключении Коммунистической партии Югославии. Это событие потрясло весь сталинский мир.

Московская сталинская бюрократия вскоре стала обвинять Тито в том, что он контрреволюционный «националист», «империалистический прихвостень» и «троцкист». В действительности Тито не был ни «троцкистом», ни «агентом фашистов», как утверждали сталинисты. Он стал лидером Коммунистической партии Югославии в 1930-х годах, после того как старое руководство было уничтожено в ходе сталинских чисток. Более того, сам Тито был ответственен за физическое уничтожение «троцкистов».

В то время как Красная Армия продвигалась по Европе, именно крестьянские партизанские силы Тито разгромили нацистских оккупантов в Югославии. Это привело их к конфликту с соглашением, которое Сталин заключил с Черчиллем на Московской конференции в 1944 году о разделе Югославии на сферы влияния.

В рамках соглашения Сталин поддержал создание роялистско-буржуазного правительства в Югославии в попытке обуздать Тито. Он даже отказывал югославам в поставках оружия и боеприпасов. Но столкнувшись с быстрым наступлением партизанских сил Тито, буржуазия, сотрудничавшая с нацистскими оккупантами, в ужасе бежала вместе с отступающей немецкой армией. Одержав победу собственными силами, Тито отказался подчиняться давлению Сталина. Он быстро заполнил вакуум, оставленный уходом помещиков и капиталистов, и, опираясь на поддержку рабочих и крестьян, составлявших основу его партизанской армии, ликвидировал капитализм и создал режим по образцу сталинской России.

По сути, это была калька на процессы, произошедшие ранее в Польше и Чехословакии, но с решающим отличием. Освобождение Югославии было достигнуто не Советской Красной Армией, а югославскими сталинистами, командовавшими мощной партизанской армией.

Это дало Тито прочную базу национальной поддержки, опираясь на которую он мог проводить политику, независимую от Москвы. Однако узкие национальные интересы русской и югославской бюрократий вскоре столкнулись. Кульминацией этого стал предложенный в начале 1948 года югославским и болгарским правительствами план создания Балканской Федерации «народных демократий».

Сталин резко выступил против этого предложения, но натолкнулся на сопротивление. Русские сталинисты направили агентов ГПУ в югославскую компартию, чтобы взять ее под контроль. Но они были вычищены Тито, который твердо держал в руках государственный аппарат и опирался на массовую поддержку. Это и стало основой для раскола между Сталиным и Тито.

Эти события ввергли руководство Четвёртого [Интернационала] в полнейшую растерянность. Несмотря на решения Всемирного конгресса, Пабло, как глава Международного секретариата, расценил столкновение как прекрасную возможность перетянуть титоистов на сторону троцкизма.

В одночасье они отказались от своей предыдущей идеи о том, что Югославия является капиталистическим государством, которую отстаивали всего двумя месяцами ранее, и бросились поддерживать Тито.

Спустя два дня после заявления Коминформа о разрыве, Международный секретариат написал национальным секциям Четвёртого Интернационала, обращая их внимание на дело Тито как на «исключительно важное».

На следующий день МС выпустил примечательное «Открытое письмо» к Коммунистической партии Югославии. «Теперь вы в состоянии понять, в свете гнусной кампании, жертвами которой вы стали, подлинный смысл Московских процессов и всей сталинской борьбы против троцкизма», — разъяснялось в заявлении. (Тот факт, что югославские лидеры с энтузиазмом участвовали в этой кампании, не упоминался.) «Мы скорее хотим отметить обещание, заключенное в вашем сопротивлении — обещание победоносного сопротивления революционной рабочей партии самой чудовищной бюрократической машине, которая когда-либо существовала в рабочем движении, машине Кремля».

Далее в нем содержался призыв к югославской партии: «Установите режим подлинной рабочей демократии в вашей партии и в вашей стране!» — и завершился словами: «Да здравствует югославская социалистическая революция!»

Примерно две недели спустя, 13 июля, МС выпустил второе Открытое письмо, гораздо более длинное, но ещё более подобострастное, обращенное к «Съезду, Центральному Комитету и членам Коммунистической партии Югославии».

В этом Открытом письме югославскую партию призывали ввести рабочую демократию и вернуться к ленинизму внутри страны и за рубежом. «Мы вовсе не скрываем, что такая политика встретит очень большие препятствия в вашей стране и даже в ваших собственных рядах. Потребовалось бы полное перевоспитание ваших кадров в духе подлинного ленинизма», — заявлялось в письме МС. «Мы прекрасно понимаем ту огромную ответственность, которая лежит на вас…»

Открытое письмо заканчивается просьбой, чтобы «наше руководства могло направить делегацию на ваш Съезд, для установления контакт с югославским коммунистическим движением и наладить братские связи… Югославские коммунисты, объединим наши усилия для нового Ленинского Интернационала! За всемирную победу коммунизма!» (Выделено нами.)

Разумеется, это подобострастное обращение шло вразрез со всеми их заявлениями о классовой природе «капиталистической» Восточной Европы. Они решительно отвергли поправки РКП в апреле того же года, которые признавали, что буржуазия в Восточной Европе была экспроприирована или экспроприируется. Международное «руководство» утверждало, что контрреволюционный сталинизм не может осуществить революцию, несмотря на то, что Троцкий объяснял, что в исключительных обстоятельствах это возможно. Теперь же, совершив разворот на 180 градусов, МС объявил югославское государство при Тито относительно здоровым рабочим государством, государством без бюрократических деформаций, присущих России!

Поначалу СРП в США заняла позицию «чума на оба ваших дома». Однако когда от МС появились Открытые письма, СРП не выдвинула никаких возражений. Фактически, она опубликовала их в своей прессе без каких-либо оговорок или критики.

Ответ РКП

Реакция британской РКП на югославский кризис была совершенно иной. Во-первых, они отстаивали фундаментальные принципы троцкизма, включая защиту права югославов на самоопределение, которое СРП отказывалась признавать.

«Понятно, что любой ленинец должен поддерживать право любой малой страны на национальное освобождение и свободу, если она того желает», — писали Тед Грант и Джок Хастон. Они продолжали:

«Все социалисты будут оказывать критическую поддержку движению в Югославии за федерацию с Болгарией и за освобождение от прямого господства Москвы. В то же время рабочие в Югославии и этих странах будут бороться за установление подлинной рабочей демократии, за контроль над администрацией государства и промышленности, как в дни Ленина и Троцкого в России. Это невозможно при нынешнем режиме Тито». (Социалистический призыв, июль 1948 г.)

Вновь, в своей брошюре «За столкновением Сталина и Тито», Тед и Джок утверждали, что конфликт «должен служить средством просвещения рабочего класса в отношении фундаментальных различий в методах между сталинизмом и ленинизмом». На этой основе они писали:

«Эта трещина в международном сталинском фронте может ознаменовать этап в долгой борьбе Троцкого и Четвёртого Интернационала за разоблачение сталинизма […] Она ознаменует этап в продвижении к построению подлинного Коммунистического Интернационала, Четвёртого Интернационала, который сможет привести к установлению мировой системы свободных федеративных коммунистических республик».

Но когда лидеры РКП увидели Открытые письма МС к югославам, они были потрясены. В отличие от американской СРП, РКП не была готова мириться с этой капитуляцией перед сталинизмом и выступила против нее открыто. От имени Центрального комитета Джок Хастон написал письмо протеста в Интернационал, в котором повторил свои критические замечания и отверг ориентацию Открытых писем:

«Спор между Югославией и Коминформом предоставляет Четвёртому Интернационалу большие возможности для разоблачения бюрократических методов сталинизма перед рядовыми сталинистскими активистами. Однако наш подход к этому крупному событию должен быть принципиальным. Мы не можем молчанием относительно аспектов политики и режима КПЮ создавать впечатление, что Тито или лидеры КПЮ являются троцкистами, и что большой водораздел не отделяет их от троцкизма. Наше разоблачение бюрократического характера исключения КПЮ не должно означать, что мы становимся адвокатами руководства КПЮ или создаем даже бы малейшую иллюзию, что они, несмотря на разрыв со Сталиным, не остаются сталинистами по методам и подготовке.

[…]

Письма, по-видимому, основаны на перспективе, что лидеров КПЮ можно перетянуть на сторону Четвертого Интернационала. Под давлением событий происходили странные трансформации личностей, но, мягко говоря, крайне маловероятно, что Тито и другие лидеры КПЮ снова смогут стать большевиками-ленинцами. На пути к этому стоят огромные препятствия: прошлые традиции и сталинская школа, а также тот факт, что они сами опираются на сталинский бюрократический режим в Югославии. В письмах не указана природа этих препятствий, не подчёркивается, что для того, чтобы руководство КПЮ стало коммунистами, им необходимо не только порвать со сталинизмом, но и отречься от своего собственного прошлого, своих нынешних сталинских методов, и открыто признать, что они сами несут ответственность за создание машины, которая теперь используется для их уничтожения. Здесь речь идёт не о коммунистах, столкнувшихся с «ужасной дилеммой», на которых лежит «огромная ответственность», и которым мы предлагаем скромный совет: речь идет о сталинских бюрократах, которые становятся коммунистами».

В письме РКП далее говорилось:

«В нынешнем виде, однако, своим молчанием о фундаментальных аспектах режима в Югославии и политики КПЮ, Письма звучат оппортунистически.

[…]

В Письмах МС анализ спора ведётся исключительно на плоскости «вмешательства» лидеров КПСС, как если бы речь шла исключительно о том, что это руководство стремится навязать свою волю без учёта «традиций, опыта и чувств» членов. Но спор — это не просто борьба Коммунистической партии за независимость от декретов Москвы. Это борьба части бюрократического аппарата за такую независимость. Позиция Тито представляет, это правда, с одной стороны, давление масс против вымогательств русской бюрократии, против «органического единства», требуемого Москвой, недовольство стандартами русских специалистов, давление крестьянства против слишком быстрой коллективизации. Но, с другой стороны, существует желание югославских лидеров сохранить независимую бюрократическую позицию и дальнейшие их собственные устремления.

[…]

Не только в отношении Югославии, но и в отношении других стран, Открытое письмо создаёт совершенно ложное впечатление, что исключительно русское руководство несёт ответственность… [Это] может создавать иллюзии, что лидеры национальных сталинских партий могли бы быть хорошими революционерами, если бы только Москва позволила им… Эти лидеры активно участвовали в подготовке преступлений. Так же и для Тито дело было не в том, что его «заставляли» в прошлом выполнять пожелания Москвы.

Мы не можем не отметить здесь, что ваше некритическое письмо к Коммунистической партии Югославии как раз придает вес точке зрения, что Тито является «бессознательным троцкистом»».

В письме РКП далее подчеркивался очевидный разворот в вопросе о классовой природе Югославии и «буферных» стран, который был принят Всемирным конгрессом в апреле 1948 года. Было ясно, что позиция РКП, отвергнутая в апреле, теперь подтверждалась как правильная всего несколькими месяцами позже.

«Большинство Всемирного конгресса заняло позицию, что буферные страны, включая Югославию, являются капиталистическими странами. Оно отклонило резолюцию РКП о том, что эти экономики приводятся в соответствие с экономикой Советского Союза и не могут характеризоваться как капиталистические. Поправка британской партии к разделу «СССР и сталинизм» была отклонена. Но из этих писем очевидно, что МС под давлением происходящих событий был вынужден исходить из позиции британской секции, что производственные и политические отношения в Югославии в основе идентичны с таковыми в Советском Союзе.

Если в Югославии действительно существует капиталистическое государство, то Письма МС можно охарактеризовать только как откровенно оппортунистические. Ибо МС не ставит в Югославии те задачи, которые следовали бы, если бы там доминировали буржуазные отношения. Письма основаны на выводах, которые могут вытекать только из предпосылки, что произошел фундаментальный переворот относительно капитализма и помещичьего землевладения». (Выделено в оригинале)

В своём «Ответе Дэвиду Джеймсу» (весна 1949 г.) Тед далее заявил:

«Единственное различие между режимами Сталина и Тито заключается в том, что последний еще находится на ранней стадии. Существует поразительное сходство между первоначальным всплеском энтузиазма в России, когда бюрократия вводила Первый пятилетний план, и энтузиазмом в Югославии сегодня.

[…]

Уже прошли первые процессы по делу о «саботаже», где Тито возлагает ответственность за любые недостатки плана на своих оппонентов. Аналогичным образом, мы видим повторение русских процессов с «признаниями» в меньшем масштабе. Знакомые очертания сталинского полицейского государства видны четко. Различия поверхностны, фундаментальные черты идентичны».

Однако такая уничтожающая критика была с ходу отвергнута «лидерами» Четвертого Интернационала. Но к тому времени они не видели причин для ответа. К тому моменту они уже преступным образом раскололи РКП, и меньшинство Хили на практике признавалось официальной секцией в Британии.

Единственной другой секцией Интернационала, которая выдвинула возражения, была французская секция, но её критика была очень слабой и робкой: «Мы вовсе не упрекаем МС за обращение к КП Югославии и её ЦК. Этот шаг уместен, учитывая отношения между массами и КП». Однако французское руководство было недовольно его тоном. «Но мы возражаем против этих писем за идеализацию Тито и КПЮ». Тем не менее, они быстро встали в строй и дали понять, что соблюдают международную дисциплину.

В течение 1949 и 1950 годов МС становился всё более увлечен идеей, что Югославия Тито является «относительно здоровым» рабочим государством. Резолюция МИК (Международного исполнительного комитета) в том году зашла так далеко, что объявила: «динамика югославской революции подтверждает теорию перманентной революции по всем пунктам», и что «в Югославии… сталинизм более не существует сегодня как эффективный фактор в рабочем движении…»

Что касается остальной Восточной Европы, то, продолжая считать ее капиталистической, руководители ЧИ разработали насквозь ложную, путаную теорию о том, что эти государства «находятся на пути структурной ассимиляции с СССР». Но добавляли, что они «представляют собой сегодня образец гибридного и переходного общества в стадии полной трансформации, с еще неясными и неопределенными очертаниями, из которых крайне трудно вывести их фундаментальный характер под краткую формулу». Эта крайне расплывчатая формулировка не просто позволяла им замять реальность, но давала им удобный путь к отступлению.

Само собой разумеется, что поправки РКП на Втором Всемирном конгрессе так и не были опубликованы СРП, в то время как их позиции атаковались и искажались.

Остается фактом, что именно РКП занимала ясную позицию, которая позволила Гранту и Хастону предсказать, что «вместо того чтобы атаковать реальные преступления сталинской бюрократии, похоже, Тито будет пытаться достичь какого-то компромисса». Именно это и произошло.

Рабочие бригады

В 1950 году Интернационал разработал идею организации рабочих бригад для поездки в Югославию. Французская секция, Партия коммунистов интернационалистов (ПКИ), которая, как мы видели, изначально имела сомнения относительно тональности «Открытого письма» Международного секретариата (МС), теперь, под руководством Блайбтро-Ламбера, превратилась в самый главный фан-клуб югославских сталинистов.

При восторженной поддержке Ламбера ПКИ отправляла молодежные и профсоюзные бригады для помощи в «строительстве социализма» в Югославии. В январе 1950 года в отчете о VI съезде ПКИ утверждалось, «что ложно говорить о югославской бюрократической касте той же природы, что и русская бюрократия», и «что ложно принимать идею о том, что КПЮ капитулировала или находится на пути к капитуляции перед империализмом» (La Verité, №246, янв. 1950, Отчет о защите Югославии).

Резолюция съезда объявляла, что югославская КП представляет собой «возврат к ленинизму по ряду важных стратегических вопросов». Она определяла КПЮ как «левоцентризм в процессе эволюции», с факторами, «которые объективно толкают КПЮ на путь революционной программы» (Руки прочь от югославской революции, резолюция VI съезда ПКИ, La Verité №247, первая половина февраля 1950 г.).

ПКИ призывала своих сторонников настраиваться на передачи Радио Белград. Под заголовком «Великолепная избирательная кампания КПЮ» Жерар Блох заявил:

«КПЮ и Четвертый интернационал ненавидят по одной и той же причине: потому что они выражают величайшую силу нашей эпохи, силу пролетарской революции, несокрушимую мощь трудящихся всех стран». («La magnifique campagne électorale du PCY», La Verite No.251, первая половина апреля 1950 г.)

В майские дни 1950 года французская делегация посетила Белград, в которую входил лидер ПКИ Ламбер, излучавший восхищение режимом Тито:

«Я полагаю, что видел в Югославии диктатуру пролетариата, возглавляемую партией, которая страстно стремится бороться с бюрократией и утвердить рабочую демократию».

В то же время он с гордостью сообщал о лозунгах, которые несли на демонстрации: «Тито, ЦК, Партия, Народ Югославии» и «Тито с нами, мы с Тито». (Пьер Ламбер, «1 мая в Белграде», La Verite No.254, вторая половина мая 1950 г.)

Ламбер, отвечавший за комиссию по профсоюзной работе в ПКИ, основал профсоюзный бюллетень под названием «L’Únité» («Единство») вместе с профсоюзными деятелями, выступавшими против Французской коммунистической партии, который финансировался посольством Югославии.

Они организовали рабочие бригады под названием «Бригады Жана Жореса». Газета ПКИ «La Vérité» («Правда») озаглавила отчет одной из делегаций:

«Те, кто видел правду в Югославии, говорят это: ДА, это государство, где строится социализм, это диктатура пролетариата».

Опровергая сталинские обвинения в том, что Югославия является «полицейским государством», статья провозглашала:

«В отличие от того, что происходит в СССР, именно рабочий класс сам осуществляет власть в Югославии […] Это государство является РАБОЧИМ ГОСУДАРСТВОМ, решительно вставшим на путь СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ДЕМОКРАТИИ». («Ceux qui ont vu la vérité en Yugoslavie la dissent…», La Verite No.258, первая половина октября 1950 г.)

Хили также активно поддерживал Тито, организовав «Молодежную рабочую бригаду Джона Маклина» из Союза трудовой молодежи для поездки в Югославию.

Не желая отставать, Кэннон также присоединился к хвалебному хору в адрес режима. Он отправил телеграмму в ЦК КП Югославии, приветствуя ее первомайский манифест:

«Рабочие повсюду приветствуют ваш призыв защитить Югославию и вернуть революционное движение к ленинизму в противовес сталинизму и социал-демократии». («Yugoslav May Day Manifesto Hailed by SWP Leader», The Militant, 8 мая 1950 г.)

Два месяца спустя газета СРП «The Militant» прославляла Тито заголовком: «Тито разоблачает бюрократию как врага социализма», а его атаку на Сталина — как «великую веху в развитии международного рабочего и социалистического движения». («Tito’s June 27 Speech», The Militant, 10 июля 1950 г.)

На Восьмом пленуме МИК в апреле 1950 года Мандель смело заявил, что Югославия теперь «не переродившееся рабочее государство».

Когда режим Тито открыто капитулировал перед империализмом в июле 1950 года, воздержавшись при голосовании по вопросу о военной интервенции ООН против Севера в Корейской войне, газета ПКИ в декабре 1950 года выразила свое разочарование и крушение всех иллюзий:

«Все это крайне болезненно для революционных друзей Югославии, которые надеялись, что ее лидеры действительно сдержат свои обещания последовательно защищать марксизм-ленинизм от сталинского ревизионизма». («La Yougoslavie sur la voie glissante», La Vérité No. 263, вторая половина декабря 1950 г.)

Но все «лидеры» Четвертого интернационала без исключения капитулировали перед титоистским сталинизмом: Кэннон, Мандель, Пабло, Франк, Майтан, Хили и другие. Их Интернационал стал, по словам Теда Гранта, «туристическим агентсвом, оправдывающим Югославии».

В 1953 году, когда Кэннон, Хили и Ламбер обвинили Пабло в том, что он сторонник сталинизма, они попытались скрыть тот факт, что сами были большими поклонниками сталинизма в предыдущие годы. Семитомная документальная история Четвертого интернационала, составленная Хили, начинается только с 1952-53 гг. Более ранний период просто заметается под ковер.

Китайская революция

Дальнейшая путаница возникла в связи с Китаем и китайской революции 1949 года.

Неспособные мыслить независимо, МС придерживался идеи, что Мао Цзедун неизбежно капитулирует перед Чан Кайши. В результате китайские троцкисты были полностью сбиты с толку, когда события пошли по другому сценарию.

Возглавляемые сталинистами крестьянские армии разгромили армии Чан Кайши и свергли капитализм. Вдохновленные сталинской Россией, они построили пролетарский бонапартистский режим. Лишь Тед Грант понимал, что происходит, и предсказал заранее, что должно произойти, еще до того, как это осознал сам Мао.

Отказ МС признать реальность стал до смешного нелепым. На одной из международных встреч Кэннон и другие, включая китайского товарища, доказывали, что армии Мао никогда не перейдут реку Янцзы и не разобьют силы Чана. Однако к концу встречи Красная армия уже переправилась через Янцзы и разгромила силы Чан Кайши. Шахтман довел своих сторонников до истерического смеха, когда пошутил о перспективах Кэннона в отношении Китая. «Да, Мао хочет капитулировать перед Чан Кайши», — острил он. — «Единственная проблема в том, что Мао не может его догнать!»

Армии Чан Кайши просто растаяли как дым под воздействием революционной аграрной программы Мао и пропаганды лозунга «земля — тем, кто ее обрабатывает». Однако он беспощадно подавлял любое независимое движение пролетариата в городах.

Тед Грант заранее провозгласил, что развитие Китайской революции было «величайшим событием в человеческой истории» после Русской революции.

Прогноз Теда

Когда Мао пришел к власти в октябре 1949 года, его точка зрения заключалась в том, что в Китае должно пройти 100 лет капитализма, прежде чем встанет вопрос о возможности социализма. Однако анализ Теда был настолько проницательным, что он предсказал, что произойдет, еще до того, как Мао об этом подумал.

События в Китае были загадкой для «лидеров» Четвертого интернационала. Они взяли довоенную осторожную точку зрения Троцкого о том, что если маоистские армии одержат победу над Чан Кайши, верхи Красной армии предадут свою крестьянскую базу. А в городах, учитывая пассивность рабочих, верхи Красной армии сольются с буржуазией, что приведет к капитализму. Этого не произошло, так как путь капиталистического развития в Китае был заблокирован. Буржуазия при режиме Чан Кайши показала свое полное банкротство, неспособность решить аграрный вопрос или избавить страну от империалистического господства.

В 1950 году Тед объяснил процессы, которые привели к возникновению бюрократически деформированных рабочих государств:

«Тот факт, что революция в Китае и Югославии могла развиваться в искаженном и ущербном характере, обусловлен мировыми факторами:

(a) Кризис мирового капитализма.

(b) Существование сильного, деформированного рабочего государства по соседству с этими странами и мощное влияние его на рабочее движение.

(c) Слабость марксистского течения Четвертого интернационала.

Эти факторы привели к беспрецедентному развитию, которое не могло быть предвидено ни одним из учителей марксизма: распространение сталинизма как социального явления на половину Европы, на китайский субконтинент и с возможностью распространения на всю Азию.

Это ставит новые теоретические проблемы, которые предстоит решить марксистскому движению. В условиях изоляции и малочисленности сил новые исторические факторы не могли не привести к теоретическому кризису движения, поставив проблему его самого существования и выживания». (Грант, «Открытое письмо BSFI» (Британская секция Четвертого интернационала), сентябрь-октябрь 1950 г.)

Проблема «самого существования и выживания», безусловно, была поставлена очень остро. Ошибка за ошибкой и неспособность учиться на своих ошибках полностью дискредитировали Интернационал.

Вплоть до 1954 года СРП все еще характеризовала Китай как капиталистический. Только в следующем, 1955 году, они охарактеризовали Китай как деформированное рабочее государство.

Тед свел все нити воедино в своем документе «Сталинизм в послевоенном мире», написанном в июне 1951 года:

«Для марксизма ни пессимизм, ни показной оптимизм не могут играть роль в определении анализа событий. Первая необходимость — понять значение стечения исторических сил, ведущих к нынешней мировой ситуации».

Он также предсказал, что создание деформированного рабочего государства в Китае приведет, как и в случае с Тито, к серьезному столкновению с русской бюрократией. Другими словами, он предвосхитил будущий советско-китайский раскол.

Все это было китайской грамотой для Кэннона, Манделя, Пабло, Франка и компании, которые совершенно не понимали, что происходит. По их мнению, в Югославии существовало относительно здоровое рабочее государство, в остальной Европе — капиталистические государства, а в России — деформированное рабочее государство. Как объяснил Тед, «Эта позиция была несостоятельной даже с точки зрения формальной логики, не говоря уже о марксизме».

Разгром РКП

Постоянные зигзаги и промахи «лидеров» Четвертого интернационала не только привели к разрушению самого Четвертого интернационала, но и сыграли ключевую роль в уничтожении Революционной коммунистической партии (РКП) — самой успешной секции Интернационала.

Хотя движение сталкивалось с объективными трудностями, учитывая бум и укрепление сталинизма, правильная политика и перспектива могли бы сохранить кадры. Однако маневры и ложная политика правящей клики служили дезориентации и деморализации кадров.

Эта деморализация затронула некоторых ведущих товарищей РКП, в частности Джока Хастона. Лидеры Интернационала предложили ввести РКП в Лейбористскую партию — в рамках политики глубокого энтризма. И хотя он очень хорошо знал, что условия для энтризма, сформулированные Троцким, полностью отсутствовали, Хастон, который отчаянно хотел остаться в рядах Интернационала, предложил принять это предложение.

Тед и другие лидеры партии были против этого, но в попытке сохранить единство руководства они в конечном итоге согласились. Но когда они попытались вступить в дискуссии с международным руководством, им резко заявили: не разговаривайте с нами — разговаривайте с нашим представителем в Британии — Джерри Хили. Фактически, им было приказано объединиться с группой Хили или оказаться вне Интернационала.

Условия, поставленные Хили, были совершенно возмутительными: в течение шести месяцев не должно было быть никаких дискуссий о разногласиях, после чего должна была состояться конференция. Предполагалось, что это облегчит объединение. В действительности это был циничный маневр со стороны Хили.

Хили был полон решимости гарантировать себе большинство на конференции. До этого момента ему так и не удавалось завоевать большинство в РКП. Теперь у него были средства для решения этой проблемы. Пользуясь ситуацией и используя самые произвольные и бюрократические методы, Хили немедленно приступил к исключению оппозиционных элементов.

Теперь, когда Хили полностью контролировал организацию, никакая оппозиция не допускалась. Это была месть, которую он ждал десять лет, чтобы ее осуществить.

Когда Хастон увидел, что происходит, и, будучи к тому времени полностью деморализованным, он с отвращением ушел в отставку. Не удовлетворившись этим, Хили потребовал его формального исключения.

Он объявил на заседании Политбюро в начале марта 1950 года, что Хастона следует исключить за его «ренегатство», утверждая, что «Это человек — неисправимый оппортунист».

Отставка Хастона поставила Теда в безвыходное положение. Но он видел, что вся эта история — отвратительный фарс, и поэтому воздержался. Затем Хили исключил Тони Клиффа, на самом деле из-за его идей и чтобы предотвратить обсуждение его документа на конференции. Когда Тед отказался поддержать исключение Клиффа, он тоже был исключен.

На основе таких вопиющих маневров и систематической чистки Хили получил свое «большинство».

Эти методы были совершенно чужды троцкистскому движению. Они были прямо взяты из арсенала зиновьевизма, который стоит в одном шаге от сталинизма.

Это не имело ничего общего с традициями большевизма, чистыми демократическими традициями, которые всегда отстаивала РКП. Вот как Троцкий объяснял, как следует разрешать внутренние споры:

«Прежде всего, важно очень строго соблюдать устав организации — регулярные собрания рядовых членов, обсуждения перед съездами, регулярные съезды и право меньшинства выражать свое мнение (должно быть товарищеское отношение и никаких угроз исключения). Вы знаете, что в старой [русской] партии этого никогда, никогда не делали. Исключение товарища было трагическим событием и делалось только по моральным причинам, а не из-за критического отношения». (Из «Результаты энтризма и следующие задачи», 6 октября 1937 г., в «сочинения Льва Троцкого [1936-37]», стр. 486)

Тед и Джок Хастон категорически не соглашались с ревизионистской теорией государственного капитализма Тони Клиффа, но они отвечали ему политически, таким образом, поднимая уровень кадров. Им и в голову не приходило исключить его за ошибочные взгляды.

Эти гнилые зиновьевские  методы теперь стали нормой внутри так называемого Четвертого интернационала, лидеры которого пытались разрешать политические разногласия административными мерами, давлением и запугиванием.

После исключения Теда из организации Хили, «Клуба», как его называли, Тед был затем формально исключен из Четвертого интернационала на его Третьем конгрессе в августе 1951 года по предложению Манделя.

Согласно сообщению в «Международном бюллетене» (декабрь 1951 г.):

«Исключение Хастона, полноправного члена МИК, и Гранта, кандидата в члены МИК, представлявших бывшее большинство РКП и воплощавших ту тенденцию британского троцкизма, которая упорно отказывалась интегрироваться в Интернационал и усваивать новый курс троцкизма».

Далее в нем говорилось: «это представляет собой типичный пример быстрого вырождения любой тенденции, которая ищет свое спасение в национальном партикуляризме вне широких путей развития Интернационала…»

Его открытый цинизм зашел так далеко, что он сказал:

«Его [Хастона] исключение из МИК на Восьмом пленуме после того, как он покинул организацию и совершил акты открытого предательства, положило конец длительной политической борьбе, в которой никто не может отрицать терпеливую и гибкую позицию международного руководства, которое сделало все возможное, чтобы действительно интегрировать тенденцию Хастона в Интернационал».

Хили и Кэннон вместе с остальными наконец добились своего. В конечном счете, РКП вместе со всем Четвертым интернационалом Троцкого была разрушена. Это означало, что подлинный троцкизм потерпел поражение, и в организации восторжествовал зиновьeвизм.

Беспринципный раскол

Тед Грант много раз указывал, что единственный авторитет, на который может претендовать подлинное ленинское руководство, — это авторитет моральный и политический. Лишите его этого, и все, что останется, — это прогнивший бюрократический режим, в котором лидеры присваивают себе дутый престиж.

Лидеры, обладающие необходимой идейной подготовкой и глубоко усвоившие методы диалектического материализма, никогда не боятся отвечать на любые политические разногласия или критику.

Но лидеры, у которых не хватает уровня, чтобы ответить своим критикам на языке фактов, цифр и аргументов, всегда будут склоняться к использованию административных мер для устранения нежелательных внутренних проблем. Такие методы — верный путь к разрушению организации.

Не обладая необходимым политическим и моральным авторитетом, лидеры Четвертого [Интернационала] применяли методы Зиновьева, чтобы навязать свою политику. Подобные методы неизбежно ведут лишь к политической деморализации, кризисам и беспринципным расколам.

Это — вместе с последовательно неверной политической линией — и гарантировало окончательное разрушение Четвертого Интернационала.

Революционная коммунистическая партия была единственным серьезным препятствием на пути полного вырождения Четвертого Интернационала.

С уничтожением РКП дорога была открыта для Пабло, Манделя и Франка, чтобы  перестроить секции Интернационала согласно их видению. Им не хватало именно политического и морального авторитета, что точно отражалось в их последовательно ошибочных перспективах и политике.

В 1951 году, на Третьем мировом конгрессе, Пабло и Международный секретариат отошли от своей прежней позиции об ослабленном войной сталинизме к перспективе немедленной атомной войны, которую империализм развяжет против Советского Союза — Третьей мировой войны, которая приведет к революции.

Эта война рассматривалась как часть международной классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией, где Соединенные Штаты во главе буржуазного лагеря, а Советский Союз со своим сталинским руководством — пускай неохотно — возглавлял лагерь международного пролетариата. В сознании этих людей данная перспектива стала более реальной из-за все еще продолжавшейся Корейской войны. По словам Пабло:

«Две концепции — “Революция” и “Война” — отнюдь не противопоставляемые или дифференцированные как две существенно разные стадии развития, настолько взаимосвязаны, что они почти неразличимы… Вместо них возникает концепция “Революция-Война” или “Война-Революция”, на которой и должны основываться перспективы и ориентация революционных марксистов нашей эпохи». («Куда мы идем?», Мишель Пабло, июль 1951 г.)»

Что касается победоносного исхода, то это «преобразование, вероятно, займет целый исторический период в несколько столетий и тем временем будет заполнено формами и режимами, переходными между капитализмом и социализмом и неизбежно отклоняющихся от “чистых” форм и норм».

Другими словами, его перспектива сводилась к «векам деформированных рабочих государств», где троцкисты должны были стать лояльной оппозицией внутри этих государств.

Учитывая такие временные рамки и брожение в массовых организациях, вызванное этой «Войной-Революцией», троцкисты, по мнению Пабло, должны были теперь вступить в массовые организации, сталинские или социал-демократические, чтобы избежать изоляции. Это была политика entrism sui generis — энтризма «особого рода». Это должна была быть политика долгосрочного «глубинного энтризма» вплоть до тех пор, пока «грядущая мировая развязка» не разрешится победой деформированных рабочих государств.

Пабло заявил, что сталинизм и мелкобуржуазный национализм могут играть прогрессивную роль в переходе от капитализма к социализму. Именно в этом лидеры Четвертого [Интернационала] с возмущением обвиняли РКП — хотя на самом деле у РКП никогда не было такой позиции.

Девятый пленум Международного исполнительного комитета в ноябре 1950 года, Третий всемирный конгресс летом 1951 года, а затем пленум МИК в феврале 1952 года — все одобрили анализ Пабло, включая эту новую энтристскую стратегию, вытекающую из надвигающейся мировой войны.

Это привело к тому, что POR — боливийская секция Четвертого Интернационала — поддержала Революционное националистическое движение (MNR), что привело пролетариат к поражению в Боливийской революции 1952 года (см. «Боливийская революция 1952 года»).

Резолюция по Боливии для 12-го пленума МИК (декабрь 1952 года) гласила, что POR действовала правильно и открыто поддержала «критическую поддержку, оказанную MNR» (Международный информационный бюллетень, январь 1953 г., стр. 24).

Большинство французской секции выступило против некоторых аспектов новой линии Пабло, и Блайбтро-Фавр написал документ с критикой под названием «Куда идет Пабло?». В то время как Пабло придерживался линии приспособления к московской сталинской бюрократии, Фавр все еще цеплялся за прежнюю позицию иллюзий в отношении сталинистов в Югославии и Коммунистической партии Китая. Его аргумент был следующим:

«То, что определяет рабочую партию как сталинскую — в отличие от революционной партии или социал-демократической партии (связанной с буржуазией) или любой центристской партии — это ни сталинская идеология (которой не существует), ни бюрократические методы (которые существуют во всех видах партий), а ее тотальное и механическое подчинение Кремлю. Когда по той или иной причине это подчинение прекращается, эта партия перестает быть сталинской и выражает интересы, отличные от интересов бюрократической касты в СССР. Это произошло (из-за революционных действий масс) в Югославии задолго до разрыва отношений; разрыв лишь оформил это. Это уже произошло в Китае и неизбежно отразится разрывом отношений, независимо от того, какой курс возьмет китайская революция».

Это было основой оппозиции Пабло со стороны большинства ПКИ. Предсказуемо, что Пабло использовал бюрократические методы, чтобы преодолеть эту оппозицию. Сначала он отказался вынести документ французского большинства на голосование на Всемирном конгрессе 1951 года. Затем он заставил французское большинство согласиться на создание комиссии для решения вопросов о деталях тактики во Франции. Это был неустойчивый компромисс.

В январе 1952 года МС поручил французской секции осуществить вхождение во Французскую коммунистическую партию. Это означало отказ от совместной профсоюзной работы, которую Ламбер вел в «L’Unité» с антикоммунистическими элементами (ныне частью профсоюзной федерации «Force Ouvrière»), и присоединение к ВКТ (CGT). Большинство ЦК проголосовало против. Тогда Пабло вмешался и бюрократическим образом отстранил всех 16 членов ЦК, голосовавших против! Это решение было отменено МИК месяц спустя.

Однако к середине 1952 года, когда приближалась национальная конференция, пропаблоистское меньшинство французской секции совершило налет на штаб-квартиру ПКИ и захватило оборудование. Они были немедленно исключены большинством, в результате чего образовались две организации с одинаковым названием и газетой.

На заседании МИК в ноябре 1952 года французское большинство во главе с Ламбером и Блайбтро-Фавром потерпело поражение и было окончательно исключено из Интернационала международным секретариатом в январе 1953 года. Это действие и общая политическая линия были поддержаны подавляющим большинством, включая американскую СРП и группу Хили, которые все еще были ярыми паблоистами.

До этого Даниэль Ренар, член французской секции, писал Кэннону с просьбой о поддержке против просталинской линии Пабло. В мае 1952 года Кэннон ответил Ренару, отвергая любые намеки на просталинские тенденции в Интернационале:

«Мы не видим такой тенденции в международном руководстве Четвертого Интернационала, ни каких-либо ее признаков или симптомов.

Мы судим о политике международного руководства по линии, которую оно разрабатывает в официальных документах; в последний период — по документам Третьего всемирного конгресса и Десятого пленума. Мы не видим там никакого ревизионизма. Мы считаем эти документы полностью троцкистскими…

По единодушному мнению руководящих товарищей СРП, авторы этих документов оказали большое услугу движению, за что заслуживают признательности и товарищеской поддержки, а не недоверия и очернения». («Письма, которыми обменялись Даниэль Ренар и Джеймс П. Кэннон», 16 февраля и 9 мая 1952 г.)

Из приведенных заявлений абсолютно ясно, что все они в то время были «паблоистами». Все они политически пели в унисон. 

Достаточно вспомнить, что резолюции Третьего всемирного конгресса 1951 года были составлены паблоистским МС и приняты на том конгрессе.

Кэннон поддерживал Пабло безоговорочно. «Резолюция, как я понимаю, является попыткой признать новую реальность в мире и встретится с ней лицом к лицу, а также сделать необходимые выводы для нашей стратегии и тактики. Я согласен с выводами, которые сделаны», — заявил он. (Кэннон, Выступления перед партией, с.141)

Кэннон, в частности, видел в этих резолюциях одобрение своих «Американских тезисов». Он подчеркнул это в письме Дэну Робертсу:

«На самом деле события, проанализированные в документах Третьего конгресса, основательно подкрепляют Американские тезисы и придают им больше актуальности. Мировая тенденция к революции теперь необратима, и Америка не избежит ее влияния». (Кэннон, Выступления перед партией, с.271)

Когда Кэннон прочитал брошюру Пабло «Грядущее мировое противостояние» с ее перспективой мировой войны, перерастающей в войну-революцию, он заявил: «Я нахожу себя в полном согласии с брошюрой Пабло».

Таким образом, раскол 1952-53 гг., когда он произошел, не имел ничего общего с политическими разногласиями, поскольку разногласий не было. Когда Пабло представил в МС проект под названием «Взлет и падение сталинизма» в качестве основы для обсуждения на предстоящем четвертом всемирном конгрессе, Хили согласился, чтобы он был разослан всем секциям от имени МС, высказав лишь несколько мелких критических замечаний.

Со своей стороны, Хили все эти годы был близким союзником Пабло. «В последние годы я был крайне близок к нему и очень его полюбил», — писал он Кэннону в мае 1953 года. «Он проделал замечательную работу, и прямо сейчас ему нужна наша помощь». («Письмо от  Г. Хили Джеймсу П. Кэннону, 27 мая 1953 г., «Троцкизм против ревизионизма», т.1, с.112 и 114)

На самом деле раскол был полностью связан с отношениями между Пабло и лидерами СРП, которые теперь видели друг в друге соперников. Хотя Кэннон одобрял политику Пабло, он никогда не мог терпеть вмешательство Пабло в дела СРП. В частности, он обвинил Пабло во вмешательстве в их «дела» в связи с появлением фракции меньшинства в оппозиции к руководству СРП во главе с Бертом Кокраном, которая, по их словам, «поддерживалась Парижем».

В результате Кэннон начал атаку на «Париж» — инородное тело, которое пыталось вмешиваться в дела американской партии и поощрять ее внутренних диссидентов. Вскоре Кэннон начал работать над устранением Пабло «и его бесхребетных прихвостней». Со свойственной ему агрессией он написал: «Революционная задача состоит не в том, чтобы “уживаться” с этой тенденцией… а в том, чтобы взорвать ее».

Он добавил:

«Поскольку я представляю следующую стадию нашей стратегии, она должна исходить из бескомпромиссной решимости уничтожить паблоизм политически и организационно».

Вот вам и все: от полного согласия и безоговорочной поддержки паблоизма во всех его проявлениях — до «непримиримой решимости» уничтожить его и изгнать из организации! И этот кульбит на 180° был проделан без особых усилий, не моргнув глазом и без каких-либо объяснений, всего за несколько месяцев.

Когда раскол произошел, он был как бальзам на душу Хили. Теперь должно было произойти новое разделение труда, при котором Хили станет человеком Кэннона в Европе, которому позволят заниматься своим делом. К нему также присоединилась французская ПКИ во главе с Блайбтро-Фавром и Ламбером, и все они вместе образовали так называемый «Международный комитет» Четвертого Интернационала.

Тем временем Хили проводил политику «глубоко энтризма» в Великобритании, сконцентрированную вокруг газеты «Socialist Outlook», в сотрудничестве с рядом левых реформистов. В 1954 году Национальный исполнительный комитет лейбористов запретил их газету. Оставшись без газеты, хилисты начали оппортунистически продавать и делать взносы в реформистский журнал «Tribune», под редакцией Майкла Фута — эпизод, который они хотели бы, чтобы все забыли.

От ультралевизны к оппортунизму

На протяжении многих лет Мандель, Пабло и Кэннон упорно отказывались признавать реальность изменившейся ситуации после окончания Второй мировой войны.

Затем, без каких-либо объяснений и без критики прошлых ошибок, они резко сменили курс с ультралевизны на оппортунизм. Вместо перспективы немедленного экономического коллапса они начали заигрывать с ревизионистскими идеями, включая кейнсианство, которое они позаимствовали из дряхлого арсенала реформизма, включая буржуазную экономику.

Манделя заворожило государственное вмешательство, в то время как Тони Клифф приспособил идею «постоянной военной экономики» для объяснения послевоенного подъема. Лишь наше течение, в лице Теда Гранта, понимало, что происходит.

В блестящем анализе, написанном в 1960 году («Будет ли спад?»), Тед объяснил природу происходившего подъема:

«Верно, что темпы роста в период 1870–1914 годов были выше, чем в межвоенный период, но это отражало тот факт, что относительно прогрессивная природа капитализма изменилась. Мировая война 1914–1918 годов ознаменовала определенный этап в развитии капитализма. Это отразилось в тупике, в который частная собственность на средства производства и национальное государство загнали общество.

Экономический подъем, последовавший за Второй мировой войной, обусловлен целым рядом факторов. В таком подъеме нет ничего «уникального». Возможность такого экономического подъема капиталистического общества была предсказана Троцким в его критике слепых механистических концепций сталинистов».

Он далее объяснил факторы, вызвавшие подъем, включая беспрецедентное расширение мировой торговли.

«После Второй мировой войны капитализм неравномерным, противоречивым образом пережил такой период «возрождения». Верно, что это временный подъем гнилой и больной экономики, отражающий скорее старость капитализма, чем его былую гибкость и силу, что он демонстрирует всю слабость прогнившей системы. Но даже в условиях общего упадка капитализма такие периоды неизбежны до тех пор, пока рабочий класс, по вине неверного руководства, не в состоянии положить конец системе. Не существует такой вещи, как «последний кризис», «последний экономический спад» капитализма, «потолка производства» или любых других примитивных идей, выдвигавшихся сталинистами во время великой депрессии 1929–1933 годов. Тем не менее, ослабление капитализма отразилось в революционных событиях, последовавших за Второй мировой войной».

Пьер Ламбер, лидер французской секции, исключенный из Четвертого интернационала в 1952 году, также критиковал ревизионизм других лидеров Интернационала, но его единственной альтернативой было упрямо цепляться за ошибочные позиции, принятые Интернационалом сразу после Второй мировой войны.

Идя наперекор фактам, он продолжал отрицать какое-либо развитие производительных сил на протяжении всего двадцатого века вплоть до дня своей смерти в 2008 году.

В действительности, в десятилетия после окончания Второй мировой войны капитализм переживал свой крупнейший экономический подъем со времен Промышленной революции. В этих условиях Четвертый интернационал столкнулся с серьезными трудностями.

Экономический подъем позволил капитализму предоставить определенные реформы и улучшить уровень жизни. В Великобритании лейбористское правительство, избранное с оглушительной победой в 1945 году, впервые осуществило свою программу реформ, включая национализацию. Это привело к огромному росту иллюзий относительно реформизма.

В то же время свержение капиталистических режимов в Восточной Европе, за которым последовала великая китайская революция 1949 года, породило новые иллюзии относительно сталинизма среди значительной прослойки рабочих и молодежи.

Таким образом, путь Четвертого интернационала был заблокирован рядом объективных препятствий, которые исключали возможность быстрого развития его сил в большинстве стран.

Даже если бы Маркс, Ленин и Троцкий были живы, фундаментальная объективная ситуация оставалась бы крайне сложной. Однако, как мы уже говорили, когда армия вынуждена отступать и ею руководят хорошие генералы, она может отступить в полном порядке, сохранив основную часть своих сил, чтобы перегруппироваться и подготовиться к новому наступлению, когда ситуация изменится.

Но плохие генералы всегда превращают отступление в беспорядочное бегство. Именно это и произошло с Четвертым интернационалом.

Тед, с другой стороны, сумел разработать верную перспективу, перевооружить товарищей и подготовить почву для будущего:

«С точки зрения марксизма, это экономическое возрождение капитализма не является сугубо негативным явлением. Оно чрезвычайно усиливает численность и сплоченность рабочего класса, а также положение рабочего класса внутри нации. Следующий перелом в экономической конъюнктуре поставит перед капитализмом еще более серьезные проблемы, чем в прошлом».

Тед пришел к выводу, что готовится перспектива неизбежного спада:

«Какой бы ни была точная дата, абсолютно ясно, что беспрецедентному послевоенному буму должен последовать катастрофический спад, который не может не оказать глубокого воздействия на политическое мышление значительно окрепших рядов рабочего движения».

Именно эта способность анализировать конкретную ситуацию такой, какая она есть на самом деле, а не такой, какой ее хотели бы видеть сектанты-путаники, позволила Теду сплотить те небольшие силы, которые у нас были тогда. Таким образом, он смог подготовить их к неизбежному спаду в экономике, который наступит на более позднем этапе, а вместе с ним — и к бурной классовой борьбе.

Против течения!

В течение ряда лет после разгрома РКП Теду Гранту и небольшой группе его сторонников пришлось плыть против течения в крайне сложных объективных условиях.

Затем в 1956 году грандиозные события привели к переломному моменту. Разоблачения Хрущева, а затем и героическое восстание венгерских рабочих, жестоко подавленное советскими танками, потрясли сталинистское движение до основания.

В Британии Коммунистическая партия пережила серьезный раскол, в результате которого потеряла множество важных кадров, включая ключевых профсоюзных лидеров. К сожалению, наша малочисленность практически не оставляла возможности переманить этих товарищей, некоторые из которых вступили в организацию Хили, толкая ее в ультралевое русло. Другие резко скатились вправо и стали, по сути, проводниками интересов правящего класса.

Официальный Четвертый интернационал потерял свою базу в Британии, когда в 1953 году Хили откололся, чтобы присоединиться к так называемому Международному комитету. В попытке построить секцию с нуля, Интернационал разместил объявление в газете «Tribune», призывая всех троцкистов, заинтересованных в Четвертом интернационале, принять участие в конференции.

Хотя у Теда и других товарищей не было абсолютно никаких иллюзий относительно этой организации, они считали, что они ничего не потеряют, участвуя в ней, что они и сделали. Впоследствии они согласились объединиться с другой небольшой группой, чтобы воссоздать британскую секцию Четвертого интернационала. Следует четко понимать, что этот шаг был сделан без каких-либо политических уступок и, конечно, без всяких иллюзий. Но он рассматривался как возможный способ преодолеть нашу изоляцию и выйти на связь с единомышленниками в других странах.

Некоторое время этот эксперимент давал положительные результаты. Но очень скоро старые разногласия неизбежно всплыли вновь – а вместе с ними и старые маневры и интриги.

Тед стал членом Международного исполнительного комитета, где ему довелось воочию убедиться во всех проблемах, вызванных ошибками Пабло. Вновь Пабло бил в военные барабаны, продвигая теорию о неминуемой ядерной войне, которая, каким-то загадочным образом, должна была привести к социалистической революции.

Теда весьма позабавил эффект этой глупой пропаганды — даже на ведущих кадрах. Он вспоминал встречу с одной женщиной-товарищем, которая, прощаясь с ним со слезами на глазах, сказала: «Прощай, товарищ, возможно, это последний раз, когда мы с тобой видимся».

На что Тед ответил: «Не волнуйся. Иди домой, спи спокойно. Никакой войны не будет, и мы встретимся на следующей сессии». Осталось неизвестным, убедили ли ее эти слова.

Он также заметил, что существовал крепкий блок аргентинских товарищей во главе с неким Посадасом, которые были предельно преданы Пабло. При каждом голосовании их руки взлетали вверх без малейшего колебания.

После одного такого голосования Тед отвел Пабло в сторону и сказал: «Будь осторожен с этими людьми. Сегодня они всегда голосуют за тебя. Завтра они всегда будут голосовать против тебя». Этот прогноз оказался верным.

Крупнейшая секция Интернационала находилась на Шри-Ланке — которая тогда называлась Цейлон. Но Тед заметил, что на всех заседаниях МИК ведущие члены из Шри-Ланки демонстрировали откровенно пренебрежительное отношение к международному руководству.

Лидер ЛССП, Н. М. Перейра, явно проявлял оппортунистические наклонности. Тед говорил: «Н. М. никогда не был троцкистом». Но международное руководство абсолютно не пыталось его поправить.

Когда Троцкий был жив, даже в одиночку он обладал колоссальным политическим и моральным авторитетом, вызывавшим уважение у всех ведущих кадров Интернационала.

Но эти лидеры никогда не могли пользоваться подобным авторитетом. Их бесчисленные ошибки и промахи подрывали их позиции, особенно в глазах шри-ланкийских товарищей, которые, в конце концов, руководили массовой организацией.

Как и следовало ожидать, всё закончилось плачевно. ЛССП вошла в правительство Народного фронта на Шри-Ланке, что повергло международное руководство в замешательство. Но это было неизбежным результатом многолетней неспособности дать твердое руководство товарищам на Шри-Ланке. В панике они исключили всю ЛССП, даже не попытавшись провести политическую борьбу за большинство.

Разногласия между британской секцией и международным руководством стали особенно очевидными, когда Мандель, Пабло и компания в начале 1960-х вступили в переговоры с американской СРП с целью восстановить «единство всех троцкистов».

Тем не менее Тед Грант предсказал, что, исходя из прошлого опыта, эти люди сумеют лишь превратить два интернационала в десять. Это замечание оказалось как нельзя более точным.

В верхах Интернационала разгорелась ожесточенная ссора по ряду вопросов, в частности о природе китайско-советского раскола и колониальной революции.

Пабло выступил за поддержку русской бюрократии против китайской, тогда как другие встали на сторону китайской бюрократии против Москвы. Тед настаивал, что это борьба между двумя соперничающими бюрократиями, в которой Четвёртый Интернационал не может поддерживать ни одну из сторон.

По вопросу колониальной революции лидеры Интернационала заняли позицию безоговорочной поддержки партизанщины, в то время как американцы безоговорочно поддерживали Кубу Кастро, которую они характеризовали как более или менее здоровое рабочее государство.

Это было дословное повторение прежней ошибки в отношении Югославии Тито. По сути, эти люди искали легкий путь в виде «несознательных троцкистов». Обжегшись на Тито, они теперь принялись рассыпать похвалы Кастро.

Позже они представили Мао Цзэдуна в том же ключе, доходя до того, что называли так называемую «Культурную революцию» в Китае новой версией Парижской коммуны! Всё это означало отказ от самых базовых идей троцкизма и указывало на полную ликвидацию Четвёртого Интернационала, признаки чего уже были налицо.

Маленькая ирландская группа, выступавшая за Четвёртый Интернационал, поддерживала тесные контакты с британскими товарищами. Международное руководство посоветовало им объединиться с небольшой ультрасталинистской ирландской маоистской организацией во главе с неким Клиффордом.

Условием, которое поставил Клиффорд, было отсутствие обсуждения различий между сталинизмом и троцкизмом в начальный период. На это они по глупости согласились. Но сразу после объединения Клиффорд начал яростную атаку на «контрреволюционный троцкизм». Естественно, ирландские троцкисты не смогли ответить на его документ и в срочном порядке обратились к Теду Гранту с просьбой написать для них ответ. Это было сделано (см. Ответ товарищу Клиффорду), но это не предотвратило полного краха плана единства.

Самый вопиющий случай произошел в Италии, где никакой значимой маоистской организации не существовало — пока ее фактически не запустил Четвертый Интернационал! Лидер итальянской секции, Ливио Майтан, захотел раздобыть «Маленькую красную книжку» Мао, чтобы распространять её.

Так как китайского посольства в Италии не было, он отправился в Швейцарию и там получил большое количество экземпляров. Благодаря его стараниям «Маленькая красная книжка» разошлась по всей Италии и оказала большое влияние. К сожалению, Четвертый Интернационал ничего от этого не выиграл. Но они сумели распространить иллюзии в маоизм среди широких слоев радикализованной молодежи того времени, представляя идеи Мао как мост от сталинизма к троцкизму. На деле же это оказался мост в обратную сторону: даже внутри организации Майтана выделилась группа, под влиянием маоизма отколовшаяся и создавшая в дальнейшем достаточно крупную ультралевую организацию в Италии.

Новые интриги

Все это время Тед и его товарищи последовательно выступали против ложной линии Интернационала. Руководство отвечало, как и следовало ожидать, не аргументами, а маневрами и закулисными интригами.

В Ноттингеме существовала небольшая клика беспринципных людей, которые через Париж пытались подорвать руководство британской секции.

В то время наша организация была слаба, невелика и практически не имела финансовых ресурсов. У нас не было ни штаба, ни работников на постоянной основе. Тед Грант трудился на телефонной станции, отдавая все свободное время работе в организации.

Поэтому мы восприняли как добрую весть решение Интернационала помочь нам, прислав штатного работника – канадского товарища, которому платил Интернационал.

Однако с самого начала стало ясно, что целью этого человека было вовсе не укрепление британской секции, а организация интриг против ее руководства в сотрудничестве с группой в Ноттингеме.

Когда эти козни вскрылись, разразился скандал: он ушёл, прихватив все книги из книжного магазина, где должен был работать. Это был откровенный акт саботажа, показавший, на что были способны эти люди. Но это было лишь начало.

«Объединенный секретариат»

В 1963 году Интернационал наконец объединился в одну организацию под названием Объединенный секретариат Четвёртого интернационала (ОСЧИ) – и тут же начал распадаться.

Пабло откололся, за ним последовал Посадас, а Ламбер и Хили так и остались в стороне. Таким образом, объединение «всех троцкистов» было мертворожденным с самого начала. Это было неизбежным следствием роковой смеси неверной политики и токсичного внутреннего режима.

Британские товарищи с самого начала занимали принципиальную позицию. На Конгрессе 1965 года они представили документ, в котором изложили свои разногласия. В китайско-советском споре они выступали за полную независимость и от Москвы, и от Пекина. Они объясняли, что столкновение между ними было отражением конфликта интересов двух соперничающих бюрократий – ни одна из которых не представляла интересов рабочего класса или мировой социалистической революции.

В вопросе колониальной революции, поддерживая борьбу угнетенных народов против империализма, Четвертый интернационал должен был во все времена проводить самостоятельную классовую политику, а не тащиться в хвосте у мелкобуржуазных лидеров.

Мы отвергали тактику индивидуального террора и партизанщины, которые сыграли роковую роль в Латинской Америке в то время, в то время как руководство Интернационала занимало позицию безусловной поддержки.

Документ Теда Гранта «Колониальная революция и китайско-советский раскол», представленный британской секцией, был единственным, который твердо отстаивал троцкистскую пролетарскую политику. Поскольку у нас не было уверенности, что Интернационал его опубликует, мы решили издать его сами, несмотря на крайне ограниченные ресурсы.

Однако, прибыв на Конгресс, товарищи обнаружили, что наш документ так и не был распространен, и никто не имел возможности его прочесть. Тед Грант позже с иронией заметил:

«Ленин презрительно назвал Второй интернационал почтовым отделением, а не Интернационалом. Эта клика не может быть удостоена даже звания почтового отделения. Как в организационном, так и в политическом плане они полностью обанкротились». (Грант, «Программа Интернационала», май 1970)

В ходе дебатов на Конгрессе Теду дали в общей сложности пятнадцать минут (семь минут плюс перевод), чтобы представить документ, который, естественно, не получил поддержки. Затем руководство Интернационала приступило к фактическому исключению британских товарищей.

Под надуманным предлогом, что британские товарищи якобы «неспособны построить организацию», они предложили понизить их статус из полноправной секции до сочувствующей, предоставив такой же статус небольшой клике, поддерживавшей официальную линию Интернационала.

Товарищи справедливо назвали это нечестным исключением. Возвращения не могло быть. Разрыв с так называемым Четвертым интернационалом был окончательным и необратимым. Опыт последующих десятилетий убедил нас, что Четвертый интернационал, созданный Львом Троцким с такими большими надеждами, в конечном итоге оказался мертворожденным.

Заключение

Сегодня как организация Четвертый интернационал более не существует – ни в программном, ни в организационном смысле. Множество мелких сект, претендующих на это некогда гордое имя, лишь полностью его дискредитировали.

Ни одна из этих сект, возникших на руинах Четвертого интернационала, не имеет ничего общего с его исходными идеями.

Хотя они с назойливым постоянством прикрываются именем Троцкого, его метод они так и не поняли. Все они внесли свой гибельный вклад в разрушение Четвертого Интернационала.

Ни одна из них не имеет ничего общего с подлинным большевизмом-ленинизмом, то есть троцкизмом. Каждая из них торгует уродливой карикатурой, которая опозорила само имя троцкизма в глазах передовых рабочих и молодёжи. Это преступление, которое никогда не будет прощено.

Таким образом, Тед Грант был  тысячу раз прав, когда десятилетия назад охарактеризовал их как абсолютно бесплодных и окончательно отвернулся от них.

Сегодня знамя троцкизма представляет только одна организация, которая может по праву сказать, что многие десятилетия защищала его с упорством и настойчивостью, – Революционный коммунистический интернационал.

В конечном счёте революционная партия – это программа, идеи, методы и традиции.

Революционная теория важна в деле построения Интернационала.

Ленин писал: «без революционной теории не может быть революционного движения». Это утверждение абсолютно верно. Для так называемых лидеров Четвертого интернационала эти слова были пустым звуком.

Но хотя Четвертый интернационал был разрушен, идеи, программа, традиции и методы, разработанные Львом Троцким, живы и сохраняют всю свою жизненную силу и актуальность.

Мы унаследовали величайшее идейное достояние из всех, какие когда-либо были созданы политическим движением в истории. Это наследие мы защищаем. Оно – наше самое мощное оружие, и оно позволяет нам утверждать: никогда прежде революционный авангард не был так теоретически подготовлен к будущим задачам, как сейчас.

Мы опираемся на величайшие достижения Первого, Второго, Третьего интернационалов и учредительного конгресса Четвёртого.

Тед Грант сохранил эти идеи, развивал и обогащал их более полувека. Публикация его собрания сочинений – важнейшее дополнение к теоретическому арсеналу.

Наше дело велико, потому что мы стоим на плечах гигантов. Наша задача – довести до конца их грандиозное дело, подняв наши скромные силы до уровня величайших исторических задач.